Здесь есть какая-то внутренняя ритмическая рифма и нет никаких объяснений и предыстории, потому что это не творчество, это для тебя.
Если бы просто я для тебя мог сделать. хотя бы что-то. Если бы в этот ноябрь, в этот осенний, уже неживой мир пришла весна, или хотя бы солнцем жарким согретая каланча-суббота, а может быть понедельник сменил бы своё отторжение жизни на привязанность к оной же или - страшно подумать - доброту. Тогда, наверное, я бы смог, а сейчас мне удел - считать листья, ловить их пальцами налету, оставаться всегда поблизости, надеясь из этой жизни и собственной какой-то почти что уже забытой идентичности, а может быть просто - личности, воссоздавать что-то из городских картин. Вытаскивать из своих глубин не тебя, не себя, не его, а город пробравшийся вглубь и там оставшийся чёрно-белым эскизом. Голод уже давно остался в прошлом, так же как сон на улицах и дожди, которые я пережидал, спрятавшись под карнизом, так же как тяжесть и неуютный холод в руке, как сопротивление курка, как окурки в мусорном бачке, как старая поношенная куртка...
Я всё это забыл, чёрт возьми. Так почему без этого мне не хватает сил снова жить, господи?
Вопросу не нужно ответа, как и сотням других, что я когда-то спрашивал. Сейчас - всё о другом. Когда внезапно из мелкой шпаны за единую смерть превращаешься чуть ли не в маршала, то самого себя ощущаешь чужим, забывшим, отринувшим всё, во что верил и что отстаивал каждым прожитым днём. Хотя что я мог знать и во что верить в семнадцать неполных лет? Но, наверное, что-то знал, раз в итоге нашел для себя в смерти каким-то демонам своим искупление и ответ. Раз вообще решился смотреть в лицо той кровавой осени и сказать "привет".
И всё это не важно. Всё это когда-то пройдёт, а когда я смогу говорить - отболит. Но самое, если не страшное, то важное - я хотел бы просто знать, что могу для тебя делать хотя бы что-то. Мы когда-то не знали друг друга, потом между нами остался могильный гранит, но теперь я, наверное, всё же попробую знать для себя, кто ты.
