.

Позволил себе отдохнуть, в том смысле что редактировать, придумывать и писать самому, читать Гессе, гамать. Про первые два пункта понятно, с Гессе - я спонтанно сел перечитать "Степного волка". Решение оказалось невероятно своевременным, и я весь теперь погружен в этот чудесный текст и образы, который предстают у меня в сознании совсем другими, нежели когда я читал в прошлый раз. Раньше я мог сравнить чтение этой книги с движением через кусты, когда ветки цепляются за одежду. Да и вообще всё было тяжело выстрадано, и лишь в конце наступало ощущение очищения. Сейчас - это песня с первой страницы. Стройная песня, которая легко творится вокруг меня, лишь позволяя глубже понять самого себя, но нисколько не мешая. Хочу дочитать.

Начал в сотый раз проходить Mass Effect, всё ещё первый, теперь, через Steam. Надеюсь, опция сохранённых на сервере сэйвов поможет мне, наконец, допройти первую часть и перейти ко второй. Каждый раз эта история затягивает меня, увлекает, впечатляет тем, насколько качественно всё сделано. В этот раз, будучи уже умудрённым игре в Borderlands, я и в оружии и всяких скилах стал разбираться лучше! Сплошное удовольствие, в общем.)

А, ещё хотел заметить, что придумывание и написание текстов, даже коротких, неимоверно расслабляют. Как будто, я вышел в какую-то давно забытую зону комфорта. Даже удивлён своими ощущениями.

Может быть, из-за всего выше упомянутого испытываю какой-то импульс к движению, пока не совсем ясно, куда, правда. Но ладно, об этом как-нибудь потом.

P.S. Не фанат таких сайтов, но тут насмотрелся и тоже зарегистрировался тем более, что прежняя подобная страница канула в лету. Так что, если кому есть, что спросить, то вам сюда.

@темы: bookовое, изо дня в день, games addict

---

Герман Гессе "Степной Волк"

Как много нам открытий чудных... как мало я понимал, когда читал в первый раз. Как много я найду здесь ещё.

"...И вот я уже спал, покорный материнскому приказу, спал жадно и благодарно и видел сон, такой ясный и такой красивый сон, каких давно не видел. Мне снилось:

Я сидел и ждал в старомодной приемной. Сперва я знал только, что обо мне доложено «его превосходительству», потом меня осенило, что примет-то меня господин фон Гете. К сожалению, я пришел сюда не совсем как частное лицо, а как корреспондент некоего журнала, это очень мешало мне, и я не мог понять, какого черта оказался в таком положении. Кроме того, меня беспокоил скорпион, который только что был виден и пытался вскарабкаться по моей ноге. Я, правда, оказал сопротивление этому черному паучку, стряхнув его, но не знал, где он притаился сейчас, и не осмеливался ощупать себя.

Да и не был я вполне уверен, что обо мне по ошибке не доложили вместо Гете Маттиссону, которому я, однако, спутав его во сне с Бюргером, приписал стихи к Молли. Впрочем, встретиться с Молли мне очень хотелось бы, я представлял ее себе чудесной женщиной, мягкой, музыкальной, вечерней. Если бы только я не сидел здесь по заданию этой проклятой редакции! Мое недовольство все возрастало и постепенно перенеслось на Гете, который вдруг вызвал у меня множество всяких упреков и возражений. Прекрасная могла бы выйти аудиенция! А скорпион, хоть он и опасен, хоть он, возможно, и спрятался поблизости от меня, был, пожалуй, не так уж и плох; он мог, показалось мне, означать и что-то приятное, вполне возможно, так мне показалось, он имеет какое-то отношение к Молли, он как бы ее гонец или ее геральдический зверь, дивный, опасный геральдический зверь женственности и греха. Может быть, имя этому зверю было Вульпиус? Но тут слуга распахнул дверь, я поднялся и вошел в комнату.

Передо мной стоял старик Гете, маленький и очень чопорный, и на его груди классика действительно была толстая орденская звезда. Казалось, он все еще вершит делами, все еще дает аудиенции, все еще правит миром из своего веймарского музея. Ибо, едва увидев меня, он отрывисто качнул головой, как старый ворон, и торжественно произнес:

– Ну-с, молодые люди, вы, кажется, не очень-то согласны с нами и нашими стараньями?

– Совершенно верно, – сказал я, и меня пронизало холодом от его министерского взгляда. – Мы, молодые люди, действительно не согласны с вами, человеком старым. Вы, на наш вкус, слишком торжественны, ваше превосходительство, слишком тщеславны и чванны, слишком неискренни. Это, пожалуй, самое важное: слишком неискренни.

Старичок немного выпятил свою строгую голову, его твердый, официально поджатый рот, разомкнувшись в усмешке, стал замечательно живым, и у меня вдруг сильно забилось сердце, я вдруг вспомнил стихотворение «С неба сумерки спускались...» и что слова этого стихотворения вышли из этого человека, из этих уст. По сути, я уже в тот же миг был совершенно обезоружен и побежден и готов упасть перед ним на колени. Но я сохранил осанку и услыхал из его усмехавшихся уст:

– Так, стало быть, вы обвиняете меня в неискренности? Что за речи! Не объяснитесь ли вы обстоятельнее?

Мне хотелось объясниться, очень хотелось.

– Вы, господин фон Гете, как все великие умы, ясно поняли и почувствовали сомнительность, безнадежность человеческой жизни – великолепие мгновения и его жалкое увядание, невозможность оплатить прекрасную высоту чувства иначе, чем тюрьмой обыденности, жгучую тоску по царству духа, которая вечно и на смерть борется со столь же жгучей и столь же священной любовью к потерянной невинности природы, все это ужасное метание в пустоте и неопределенности, эту обреченность на бренность, на всегдашнюю неполноценность, на то, чтобы вечно делать только какие-то дилетантские попытки, – короче говоря, всю безвыходность, странность, все жгучее отчаяние человеческого бытия. Все это вы знали, порой даже признавали, и тем не менее всей своей жизнью вы проповедовали прямо противоположное, выражали веру и оптимизм, притворялись перед собой и перед другими, будто в наших духовных усилиях есть что-то прочное, какой-то смысл. Вы отвергали и подавляли сторонников глубины, голоса отчаянной правды – в себе самом так же, как в Бетховене и Клейсте. Вы десятилетиями делали вид, будто накопление знаний, коллекций, писание и собирание писем, будто весь ваш веймарский стариковский быт – это действительно способ увековечить мгновенье, – а ведь вы его только мумифицировали, – действительно способ одухотворить природу, – а ведь вы ее только стилизовали, только гримировали. Это и есть неискренность, в которой мы вас упрекаем.

Старый тайный советник задумчиво посмотрел мне в глаза, на устах его все еще играла усмешка.

Затем он спросил, к моему удивленью:

– В таком случае Моцартова «Волшебная флейта» вам, наверно, очень противна?

И, прежде чем я успел решительно возразить, он продолжал:

– «Волшебная флейта» представляет жизнь как сладостную песнь, она славит наши чувства, – а ведь они преходящи, – как нечто вечное и божественное, она не соглашается ни с господином фон Клейстом, ни с господином Бетховеном, а проповедует оптимизм и веру.

– Знаю, знаю! – воскликнул я со злостью. – Боже, как это пришла вам на ум именно «Волшебная флейта», которую я люблю больше всего на свете! Но Моцарт не дожил до восьмидесяти двух лет и в своей личной жизни не притязал на долговечность, на порядок, на чопорное достоинство, как вы! Он так не важничал! Он пел свои божественные мелодии, и был беден, и умер рано, непризнанный, в бедности...

У меня не хватило дыхания. Тысячи вещей надо было сейчас сказать десятью словами, у меня выступил пот на лбу.

Но Гете сказал очень дружелюбно:

– Что я дожил до восьмидесяти двух лет, может быть, и непростительно. Но удовольствия это доставило мне меньше, чем вы думаете. Вы правы: долговечности я всегда сильно желал, смерти всегда боялся и с ней боролся. Я думаю, что борьба против смерти, безусловная и упрямая воля к жизни есть та первопричина, которая побуждала действовать и жить всех выдающихся людей. Но что в конце концов приходится умирать, это, мой юный друг, я в свои восемьдесят два года доказал так же убедительно, как если бы умер школьником. В свое оправдание, если это может служить им, скажу еще вот что: в моей природе было много ребяческого, много любопытства, много готовности играть и разбазаривать время. Потому мне и понадобилось довольно много времени, чтобы понять, что играть-то уж хватит.

Говорил он это с очень озорной, даже нагловатой улыбкой. Он сделался выше ростом, чопорность в позе и напыщенность в лице исчезли. И воздух вокруг нас был теперь сплошь полон мелодий, полон гетевских песен, я явственно различал «Фиалку» Моцарта и «Вновь на долы и леса...» Шуберта. И лицо Гете было теперь розовое и молодое и смеялось, и он походил то на Моцарта, то на Шуберта, как брат, и звезда у него на груди состояла сплошь из луговых цветов, и в середине ее весело и пышно цвела желтая примула.

Меня не вполне устраивало, что старик так шутливо отделывался от моих вопросов и обвинений, и я посмотрел на него с упреком. Тогда он наклонился вперед, приблизил свой рот, сделавшийся уже совсем детским, к моему уху и тихо прошептал:

– Мальчик мой, ты принимаешь старого Гете слишком всерьез. Старых людей, которые уже умерли, не надо принимать всерьез, а то обойдешься с ними несправедливо. Мы, бессмертные, не любим, когда к чему-то относятся серьезно, мы любим шутку. Серьезность, мальчик мой, это атрибут времени; она возникает, открою тебе, от переоценки времени. Я тоже когда-то слишком высоко ценил время, поэтому я хотел дожить до ста лет. А в вечности, видишь ли, времени нет; вечность – это всего-навсего мгновенье, которого как раз и хватает на шутку.

Говорить с ним серьезно и правда больше нельзя было, он весело и ловко приплясывал, и примула в его звезде то вылетала из нее, как ракета, то уменьшалась и исчезала. Когда он блистал своими па и фигурами, я невольно подумал, что этот человек, по крайней мере, не упустил случая научиться танцевать. У него это получалось замечательно. Тут я снова вспомнил о скорпионе, вернее, о Молли, и крикнул Гете:

– Скажите, Молли здесь нет?

Гете расхохотался. Он подошел к своему столу, отпер один из ящиков, вынул оттуда какую-то дорогую не то кожаную, не то бархатную коробочку, открыл ее и поднес к моим глазам. Там, мерцая на темном бархате, лежала крошечная женская ножка, безупречная, восхитительная ножка, слегка согнутая в колене, с вытянутой книзу стопой, заостренной изящнейшей линией пальчиков.

Я протянул руку, чтобы взять эту ножку, в которую уже влюбился, но когда я хотел ухватить ее двумя пальцами, игрушка как бы чуть-чуть отпрянула, и у меня вдруг возникло подозрение, что это и есть тот скорпион. Гете, казалось, понял это, казалось даже, он как раз и хотел, как раз и добивался этого глубокого смущения, этой судорожной борьбы между желанием и страхом. Он поднес очаровательного скорпиончика к самому моему лицу, увидел мое влечение, увидел, как я в ужасе отшатнулся, и это, казалось, доставило ему большое удовольствие. Дразня меня своей прелестной, своей опасной вещицей, он снова стал совсем старым, древним, тысячелетним, седым как лунь, и его увядшее, старческое лицо смеялось тихо, беззвучно, смеялось резко и загадочно, с каким-то глубокомысленным старческим юмором". (с)

@темы: (c), в нутрии (с), bookовое, восторги и эмоциональный перегруз, mates who never die

---

Герман Гессе "Степной Волк"

"– Погоди, – воскликнула она, – погоди! Значит, ты не умеешь танцевать? Вообще не умеешь? Даже уанстеп? И при этом ты утверждаешь, что невесть как заботился о жизни? Да ты же соврал. Ай-ай-ай, в твоем возрасте пора бы не врать. Как ты смеешь говорить, что заботился о жизни, если даже танцевать-то не хочешь?

– А если я не умею! Я этому никогда не учился.

Она засмеялась.

– Но ведь читать и писать ты учился, правда, и считать, и, наверно, учил еще латынь и французский и все такое прочее? Спорю, что ты десять или двенадцать лет просидел в школе, а потом еще, пожалуй, учился в университете и даже, может быть, именуешься доктором и знаешь китайский или испанский. Или нет? Ну, вот. Но самой малости времени и денег на несколько уроков танцев у тебя не нашлось! Эх, ты!

– Это из-за моих родителей, – оправдался я, – они заставляли меня учить латынь и греческий и тому подобное. А учиться танцевать они мне не велели, у нас это не было принято, сами родители никогда не танцевали.

Она посмотрела на меня очень холодно, с полным презреньем, и что-то в лице ее снова напомнило мне времена моей ранней юности.

– Вот как, виноваты, значит, твои родители! А ты их спросил, можно ли тебе сегодня вечером пойти в «Черный орел»? Спросил? Они уже давно умерли, говоришь? Ах, вот оно что! Если ты из чистого послушания не стал в юности учиться танцевать – ну что ж! Хотя не думаю, что ты был тогда таким уж пай-мальчиком. Но потом – что же ты делал потом, все эти годы?

– Ах, сам не знаю, – признался я. – Был студентом, музицировал, читал книги, писал книги, путешествовал...

– Странные же у тебя представления о жизни! Ты, значит, всегда занимался трудными и сложными делами, а простым так и не научился? Не было времени? Не было охоты? Ну, что ж, слава Богу, я не твоя мать. Но потом делать вид, что ты изведал жизнь и ничего в ней не нашел, – нет, это никуда не годится!" (с)

Это... гениально. Господи. Каждое слово.

@темы: (c), в нутрии (с), bookовое

---

.

Не могу отвязаться от мысли. Когда я только пришёл в этом октябре на начитку, там была девочка, которая сразу мне сказала - я хочу преподавать в университете. Что я мог на это сказать? Здорово, классно, преподавай. Ну и я почему-то наивно полагал, что человек, заявляющий подобное, осознаёт, какой труд за такими словами следует. В конкретном случае этой девочки я пронаблюдал, что она с открытыми глазами проспала всю начитку (как выяснилось уже позже) и начала закидывать меня вопросами, что делать по какому предмету, потому что из собственного конспекта она это понять не могла. Честно сказать, я с ужасом ожидаю, когда она откроет кр и придёт с вопросом "КАК это делать".
Моё счастье в том, что я уже давно научился включать дурака. Но я смотрю на весь этот цирк и не могу избавиться от ощущения, что никогда ни за что не хотел бы сам проявлять подобную склонность к пустым и громким словам, обманывая сам себя, что иду к цели. И надеюсь, что не проявляю.

@темы: пмтк, в нутрии (с)

---

по мотивам визуального с тумблера - 2

   

В этом туманном вечере было слишком много всего для меня: и шёпот листвы, и отдалённый гул машин, и ощущение влажной осени, которая навевала то тоску, то радость. Я шёл и бездумно вслушивался в свои глухие шаги. Было достаточно поздно, но местечко, куда я направлялся, всегда открыто подобным мне. «Некуда торопиться, Лим», - сегодня эта мысль была лёгкой, без чувства вины перед самим собой и своими ожиданиями, без болезненного ощущения одиночества. Здесь и сейчас мой путь и эта тёмная улица с тусклыми фонарями, опрокинутым мусорным баком и шершавыми кирпичными стенами домов были едины. Редкое, но такое прекрасное ощущение.
С собой я не взял ничего, лишь пару сигарет в портсигаре – на случай того самого, особенного дня, – да кошелёк и перчатки. Хотя осень только началась, было уже достаточно промозгло. Я, как и любой другой в этом городе, застёгивал пальто на все пуговицы и не брезговал замотать шарфом шею, что мне, в общем-то, было не свойственно. А вот перчатки я, напротив, одевал охотно, стоило холоду коснуться моих пальцев – старая привычка когда-то хорошего пианиста.
Что сегодня слишком живой для воспоминаний вечер, я понял сразу, едва шагнув из прогретого подъезда во влажные сумерки. Сколько бы за моими плечами ни было лет, сейчас это  не имело ни значения, ни цены. Сегодня существовал только этот вечер, и он разлился жёлтым туманным морем между домами. Он не просто был, он требовал быть и жаждал своего сотворения от каждого. И, конечно, я шёл на зов.
Наконец, я останавливаюсь у двери небольшого книжного магазинчика «Caliban», синяя вывеска которого совершенно потерялась в жёлтом тумане. За стеклянной дверью где-то в глубине помещения, между стеллажами видно свет. Уверенный, что не ошибаюсь, толкаю дверь и с мягким звоном колокольчика прохожу внутрь. Помещение пахнет книгами и теплом, но кроме этого я улавливаю в воздухе мягкий запах сосны. Тихо и неторопливо прохожу вглубь магазина, слышу, как под ногами тихо скрипят старые деревянные половины, а следом, будто в ответ на мои шаги, слышу первые звуки фортепиано.
Старое пианино неловко стоит у стены, почти перегораживая и без того узкий проход, на крышке инструмента и по обе стороны от него я вижу стопки книг – ещё не распакованные или же перетянутые бечёвкой, они как будто бы становятся слушателями сегодняшнего концерта. Паоло мягко кивает и улыбается мне. За последние пару лет его волосы раскрасила седина, но покрытые морщинами пальцы касаются клавиш всё так же нежно. Я слушаю его мягкие аккорды, пока снимаю перчатки, пока стягиваю пальто и осторожно опускаю его  на стопки книг. Я следую за его мелодией, когда тихо прохожу на кухню и киваю другим, подобным нам, пришедшим сюда сегодня. Кто-то подаёт мне кружку с горячим чаем, и я делаю глоток, согреваясь. Всем телом чувствую, как теплота и терпкое послевкусие сливаются, становятся частью только что взятого Паоло трезвучия, а оно, в свою очередь, становится туманом. Жёлтым, зашедшим в дом вместе со мной.
Когда мелодия кончается, за инструмент садится высокий и худой парень с впалыми щеками и отчего-то взлохмаченными волосами, которые достают ему до плеч. Вместо нежных переливов он играет что-то надрывное, громко берёт октавы, играет мелодией, заставляя её звучать то глубокими, низкими басами, то плакать, тихой и безнадёжной трелью, то вскрикивать форшлагом. Я закрываю глаза, чувствую, как внутри меня рождается и затихает его боль, его мечта, его надежда, ставшая в этот вечер туманом. Парень в последний раз касается клавиш, как будто благодаря их, заканчивает своё страдание тихим до минором и встаёт. Не говоря ни слова, он подхватывает со стула свою куртку и уходит, но я этого уже не слышу. В воздухе звучит новое переживание, жёлтый туман воплощается с другим лицом и мне остаётся только наблюдать за этим.
…Когда приходит моя очередь садиться за фортепиано, я аккуратно опускаюсь на скрипучий и шаткий стул, касаюсь клавиш, которые ещё помнят тепло моего предшественника, и некоторое время смотрю на своё нечёткое отражение в потрескавшей лакировке чёрного инструмента. В конце концов, вдыхаю тёплый воздух, а может быть жёлтый туман, и начинаю играть. Неторопливая мелодия звучит, проникает сквозь книги и стеллажи на улицу, становится ласковым влажным ветром и падающим листом. Моя жизнь, как и моя способность чувствовать, давно перевалила за половину, в том смысле, что лишилась границ и теперь уже не может быть измерена даже мной самим. Мне уже давно некуда спешить, и я пою об этом, говорю, восклицаю, шепчу. И туманный вечер соглашается со мной, и тихо поёт рядом.

К утру мы с Паоло остались вдвоём. Молча, мы пили чай и слушали дождь, который пришёл в город с рассветом. И я, и он знали – об этом тоже можно сыграть, но на сегодня было достаточно историй и потому фортепиано стояло с закрытой крышкой, а на дверь книжного магазина висела табличка «закрыто».

@темы: проба пера

---

по мотивам визуального с тумблера

 

 

Прослушать или скачать Red Let It Burn бесплатно на Простоплеер

I watch the city burn
These dreams like ashes float away
Your voice I never heard
Only silence
Where were you when our hearts were bleeding
Where were you? It all crashed down
Never thought that you'd deceive me
Where are you now?

- Знаешь, я мог бы вылечить тебя.
Голос в телефоне был чуть приглушен помехами, и оттого мне казалось, что он раздавался откуда-то из глубины колодца, упасть в который был соблазнительно, но страшно. Пожимаю плечами, хотя знаю, что Эсан меня не видит, молчу слишком долго, чтобы теперь отшучиваться.
Я устал. Мне больше не удаётся рисовать картины, образы ушли, оставив вместо себя бессонницу и снег, медленно падающий на землю уже вторую неделю. Я пробовал, пытался творить через силу, но в итоге выкинул всё начатое и уединился на застеклённом балконе с бутылкой виски и телефоном, впервые за полгода набрав номер Эсана и застыв у стекла, то ли бездумно вглядываясь в огни города, то ли в своё отражение.
- Боишься? – будто читая мои мысли, усмехается он.
Когда я видел его в последний раз? Наверное, пять лет назад, когда мы вместе выпускались из Альбертского университета по специальности дизайна и визуальной культуры. Я так и осел в Эдмонтоне, продолжая поддерживать контакты со своей кафедрой и работая над некоторыми идеями, родившимися ещё на последнем курсе. Эсан же уехал почти на следующий день после выпуска. В следующий раз, когда я услышал его, он был где-то в Нью Йорке, потом весточка от него пришла из Техаса, дальше – Япония, Сингапур… Я уже сбился со счёта, где побывал мой приятель, сам, впрочем, не стремясь к подобному образу жизни. Мне нравилось сидеть до утра в своей маленькой квартирке на Уит-авеню, находя себя с рассветом перед мольбертом или с планшетом в руках. А когда на улице шёл дождь или снег, как сегодня, я любил вглядываться в туманные тени деревьев парка Энд оф Стил, видневшегося в конце моей улицы.
- Послушай, – в голосе Эсана уверенность, которая всегда успокаивала меня, и я невольно доверяю его словам раньше, чем даже слышу их, - неужели тебе не надоело прятаться?
- То есть? – делаю глоток виски, и с непривычки мне перехватывает дыхание.
- С твоим талантом ты мог бы сейчас не зависеть ни от кого, но ты как будто специально всё сильнее закрываешься в альбертовских застенках!
- Ты же знаешь, - невольно начинаю оправдываться, дёргаю рукой, с лёгким звоном касаясь стекла бутылкой, - академические источники…
- Да-да, слышал тысячу раз. Оуэн, твоя проблема в том, что ты слишком много учишься. Слишком много. И слишком буквально, - добавляет, помолчав.
Мы молчим достаточно долго, для того чтобы я успел справиться со смущением и неуверенностью. Может быть, так действует алкоголь, который, наконец-то, начинает немного пьянить меня, а может быть ты прав, и я действительно больше не хочу закрывать себя в привычных рамках, но я решаюсь:
- Что мне делать, Эсан? С чего мне начать?
Твой смех кажется мне хриплым из-за помех, и я как будто бы вижу твою улыбку. Чувствую себя так же, как если бы мы снова оказались у дверей университета, и ты бы смеялся над одной из тех личных шуток, который мы делили в то время.
- Раздай всё, что написал до этого момента, выброси заготовки и скетчи, сдай в библиотеку  справочники, - замолкаешь, и я пьяно замираю в ожидании истины, которая вот-вот должна открываться передо мной.
- А дальше? – спрашиваю, не дождавшись продолжения.
- А дальше тебе надо развеяться. Сколько месяцев назад ты выбирался из Эдмонтона? – пытаюсь припомнить, куда ездил в последний раз и морщусь, но ты продолжаешь раньше, чем я успеваю упорядочить свои путаные мысли. – Можешь не отвечать, я уже понял, что давно. Приезжай, Оуэн. Дальше разберёмся на месте, - я понимаю, что даже не могу тебе возразить, ошарашенный и удивлённым внезапным предложением, а ты как ни в чём не бывало продолжаешь. – В пятницу вечером будет удобный рейс, я как раз успею закончить работу и встречу тебя в аэропорту.
Я вспоминаю, что сегодня вечер вторника, и даже трезвею от того, насколько пугаюсь.
- Эсан, я не уверен, что это будет тебе удобно, и потом… - хочу сказать, что понятия не имею, как успею справиться с приборкой в мастерской и согласовать свой отъезд на кафедре, не говоря уже о том, чтобы, как ты посоветовал, избавиться от полотен. И потом, я даже не мог точно сказать, что решусь это сделать!..
- Оуэн, да ты пьян, - снова смеёшься. – Иди спать, уже поздно, а завтра тебе предстоит много дел. Обо мне не беспокойся, я в любом случае собирался в отпуск.
В голове не укладывается, что ты зовёшь меня повидаться, но я понимаю, что где-то внутри счастлив этому. Только сейчас замечаю, насколько безраздельно мной в последние месяцы владела скука и какая-то глухая тоска. Погружённый в свои размышления, почти кладу трубку, лишь в последнюю минуту вспоминая, что забыл спросить:
- Эсан.
- Да?
- А где ты сейчас живёшь?
- В Квебеке, - слышу в твоём голосе улыбку, а затем ты разрываешь связь.
Я какое-то время ещё смотрю в окно, удивляясь тому, что ты находишь так близко, в то время как я ждал обнаружить тебя где-нибудь в Токио или Нью-Дели. В конце концов, делаю последний глоток виски и возвращаюсь в комнату.

P.S. Я знаю, что у меня "он" посреди текста сменилось на "ты", и знаю, что глаголы ушли в настоящее время. Не могу решить нормально это вышло или надо выправить, так что решу потом.

@темы: с иллюстрациями, проба пера

---

.

Понял, что я какой-то дурак и так и не записал основную мысль, которую хотел
Так же как и год назад, я отлично отслеживаю и вижу, с чем/кем именно у меня связаны творческие всплески и творческое самораскрытие, когда травмирован я или нет, болит там у меня что-то или нет, а образы всё равно приходят и рождаются в текстах, в стихах, в фотографиях, и во всём поряд, попадающем под руку. Когда мне становится не страшно экспериментировать. Это какой-то болезненный процесс излечения от творческих травм о которых я сам, поверьте, не имею никакого понятия. Но как бы там ни было, оно приходит, согревая меня своей теплотой, подменяет страдание гармонией творческого творения и на какое-то время я забываю, что надо/привык дергаться и сбегать раньше, чем что-нибудь сотворю.
Спасибо.

@темы: в нутрии (с), mates who never die

---

.

Послал сегодня к чёрту всю учёбу, сперва самозабвенно предавшись сну, а затем творческой работе и чтению. Добил книгу, которая изрядно меня напрягала своим зависшим в моём сознании состоянием, принялся за вычитку "Хочу быть твоим". Прошёл первые 5 глав, кажется, и остался очень доволен. Тяжело вспомнить(ха-ха, вспоминать тяжело, а если захочется, то поднять файлы недолго хд), что именно я там выискивал и просил Яра дописать, но это сработало. Всё цельно, стройно, без провалов, нашёл разве что пару мелочей с точкой зрения и союзами, но это ерунда. Пометил, в итоговой версии, наверное, поправим. Прервался, чтобы продолжить позже или завтра с должной концентрации, а то смысл.
Мысленно уже мечтаю о том, как сяду за первую главу "Дьявола", параллельно с главой Джей. Да, всё ещё первой *скорбный фэспалм* Иногда мне действительно тяжело разобрать, много я делаю или мало, потому что всегда - всегда! - остаётся непочатый край работ. Казалось бы, раз делаешь, то всё должно двигаться, да? Но я достаточно часто нахожу себя в разных сферах в каких-то тех же точках, от чего чувствую себя неудовлетворённым и бессовестным лентяем. И поди тут разбери - то ли я слишком часто вспоминаю и много от себя требую, то ли и правда раздолбай -_- Ну, с текстами в этом смысле, есть и радостное - мои переводы, повисшие мёртвым грузом, возможно, заберут в работу. Возможно, даже со временем все. При том заберут те, кому я доверяю по качеству работы. И как же я этому рад... Тот случай, когда и ответственность душит, и сделать с этим ничего не получается. Может быть, скинув с себя это, и правда смогу дописать когда-нибудь "Все лгут". В конце концов, свою неспособность доработать это произведение, я вижу в каких-то нездоровых травматических реакциях, уходящих корнями в то, что я или не пишу вообще, или пишу мало и не дописываю, или хочу написать, но не выстраиваю идею стройно и откладываю её, что по смыслу равно тому, что я бы выкинул её. Выкинуть даже лучше - это меня хотя бы не мучило бы потом немым скорбным укором. Ну и так как со своими идеями я вот такой негуманный садист, то писать что-то в фандоме я уже тоже не могу - мне плохо, тесно и меня ломает.
Но вообще это я ушёл в какую-то не ту тему, я хотел сказать о другом. О том, что работа с "Дьяволом" и Джеем действительно меня воодушевляет. Мне нравится не только работать с этими текстами непосредственно, мне нравится знать, что я с ними работаю, знать, что я буду с ними работать. Мне нравится быть причастным к этому процессу творческой работы. И, как ни странно, эти мысли расслабляют меня, снимая недовольство собой, раздрай личностей или хандру. Я прихожу в свой "редакторский кабинет", как в теплое место, где возможен подлинный диалог и процесс со-творения. Я чувствую себя здесь уверенным и спокойным, личностно и профессионально компетентным, подходящим для этого места. И, кстати, эти ощущения в корне отличаются от тех, что я чувствую, "становясь" автором. Автор я нервный, дерганный, страдающей обширной паранойей и глухой замкнутостью, творящий из какой-то внутренней невозможности не творить, но при этом страдающий от несовершенства каждого образа. Иногда, буквально каждого. За последний год стало лучше, хотя те же стихи я писал больше, чем за предыдущие три года вместе взятые, наверное. Ну и прозаическое ...м. трогал. Слегка, но хотя бы так. В прозе мне сильно мешают оттиснутые в душе произведения Авторов с большой буквы. По крайней мере, стоит мне вспомнить Гессе, и я готов больше никогда и ничего не писать. Что можно сказать нового после такого Мастера? И вне зависимости от этой логики, проходит время, и я снова что-нибудь начинаю писать просто из-за того, что слова рождаются и мучают меня, просясь на бумагу. Несовершенные, ломанные конструкции, но.. пришедшие ко мне и рискующие зависнуть где-то в небытие. Конечно, можно открещиваться тем, что не я, так кто-то другой выловит эти образы из ноосферы, но образы образами, а оживающее внутри меня самого умрёт вместе со мной, если ничего не сделать. В общем, это какая-то моя личная драма. И какого черта я снова пишу об этом, а не о том, о чём хотел изначально?
Не знаю, возможно, всё просто. Так как я более-менее выправил вектор своей редакторской работы, теперь у меня остаются какие-то силы и на своё творчество (а для меня всё действительно работает именно в таком порядке: в первую очередь я - редактор, а уже потом кто-либо другой), и, вероятно, пришло время что-то с этим сделать. Первая возникшая идея - настолько не свежая для меня самого, что уже даже не смешно - это пролистывать свой же тумблер, который внезапно стал очень вдохновляющим, и писать образы-истории, иллюстрируя визуальные мотивы. Ну, я даже не хочу пытаться предугадать, выйдет ли из этого что-то вроде привычки или хотя бы опыта, но пока что настолько действительно хочется чего-то воплощённого из головы, что надо постараться.
В конце концов, если оставить меня один на один с учёбой - я загнусь, один на один с редактурой - загнуть тоже, один на один со своим авторским я вообще выйду в окно, но всё вместе оно выглядит вполне гармоничным и уравновешенным, так что почему бы нет?

P.S. И мне очень хочется дизайна других тонов и линий, но в последнее время я как-то разучился находить хорошие дизайны.

@темы: с иллюстрациями, эксперимент, в нутрии (с), сумрачная зона, я сошёл с ума, какая досада, multiplicity, Iserkal Dreaming, рефлексирующий скептик, боль

---

"Мозг и душа" Крис Фрит

"Можно сказать, что наши ощущения - это фантазии, совпадающие с реальностью". (с)

Не знаю, сколько времени я читал эту книгу, но долго. Фактически, я даже прочитал первую её половину дважды. Не знаю уж, почему так. В целом всё интересно, познавательно, живо, но как-то вот всё не ложилось и не шло. Да и я не могу сказать, что так уж пошло к концу. Мне тяжело выделить, в чём именно, но в чём-то мы с этим товарищем точно расходимся во мнениях.
Выдернутые цитаты милы и мало говорят о книге. Они скорее подтверждают мои собственные мысли или же дают дают мне красивые образы, над которыми так приятно размышлять.
В любом случае, очень рад, что закончил её. Можно приступать к Саксу.

"Может показаться, что склонность к галлюцинациям - слишком дорогая цена за способность нашего мозга строить модели окружающего мира". (с)

"...Оказывается, что в воображении куб Неккера никогда не меняет своей формы. Наше воображение совершенно некреативно. Оно не делает предсказаний и не исправляет ошибок. Мы ничего не творим у себя в голове. Мы творим, облекая наши мысли в форму набросков, штрихов и черновиков, позволяющих нам извлечь пользу из неожиданностей, которыми полна действительность. Именно благодаря этим неиссякаемым неожиданностям взаимодействие с окружающим миром и приносит нам столько радости". (с)

"Как заметил Джон Сёрль, когда мы встречаем человека, идущего на запад, мы не знаем, идет ли он в булочную на той стороне улицы или в Патагонию". (с)

"У некоторых несчастных людей в мозгу как будто не остаётся никаких ограничений на фантазии, касающиеся внутреннего мира. Таким людям обычно ставят диагноз "шизофрения"". (с)

@темы: (c), (само)образование, bookовое

---

.

Иногда мне не хватает слов, и тогда я пишу одно за другим. Или не пишу, а проговариваю в голове строки, пытаясь нащупать что-то, что будучи высказанным освободит меня. Иногда, это помогает.

Я никого ни о чём не просил и не ждал, в общем-то, ничего,
всё, что я мог - отдавать, не считая прошедших дней.
У каждого за душой, не множество, а что-то всегда одно,
и моё - это сигаретный дым в свете закатных огней.

Я не ждал и не просил...
Так какого черта ты понял больше, чем кто-то до?
Какого черта ты всё поменял, меня заставляя забыть,
что когда-то давно - знаешь, слишком уже давно -
я не только собой не жил, но и не старался жить.

Я не знаю, зачем тебе знать, что я выкинул всё старьё,
что я вытащил из глубин свой первородный грех.
"У меня такое лицо... знаешь, нормальный с таким не живёт", -
вот за эти слова ты чуть не выбил мне глаз в ответ.

Нет, правда, всё это смешно! Я не знаю, кто ты такой,
я не знаю, какая правда горит у тебя в груди.
Я всего лишь хотел всё бросить и раздать себя, слившись с темнотой,
я уже почти шагнул в неё, когда появился ты.

Ты смеёшься, и я опять не могу сказать, кто здесь будет прав,
Ты смеёшься и я смеюсь, забывая боль.
И я всмотрелся в твои глаза теперь, потому что готов узнать:
я не буду больше один. Но и тебя не оставлю одного.

@темы: s., в нутрии (с), поток сознания в стихотворной форме

---

снег

Даниэлю

Когда я расстроил тебя - снова, уже не в первый раз выставляя себя дураком, на нашей улице шёл снег. Я вышел в это холодное утро, полное снега и света, рассеявшегося между домами, застывшего в воздухе вместе с ночным пятнадцатиградусным заморозком. Вышел и остановился на крыльце, чтобы закурить. Можно было отправиться домой и провести день перед телеком. Купить упаковку пива и глушить им обиду на самого себя, на свою грубость, несдержанность, жёсткий характер, неумение, в конце концов, понять, когда уже хватит. Час назад я проснулся в самом прекрасном месте на земле, и пятнадцать минут назад оно превратилось в ад, просто потому что мне не пришло в голову заткнуться.
Прикуриваю ещё одну сигарету, отправляя старую на тротуар и почти сразу же теряя её из виду в снегопаде. Утро пахнет свежестью, обжигая мои щёки и пальцы холодом, играет снежинками, а мне как-то глупо и по-детски обидно, что я всё испортил. С досады делаю несколько шагов, но останавливаюсь и засовываю руки в карманы, надолго замирая на одном месте. Щурюсь, пытаясь разглядеть солнце, но всё расплывается, сливается в белое полотно, в котором лишь на короткий миг появляется то угол здания напротив, то жёлтый светофор на перекрёстке, то чёрная тень дерева.
Шевелюсь только когда чувствую, что ноги совсем онемели. Растираю ладонями лицо, согреваю дыханием пальцы, ёжусь, чувствуя, что холод пробрался под куртку. Невольно поднимаю взгляд на твои окна, пытаясь угадать, ты уже убрал осколки разбившейся кружки или так и сидишь на постели с книгой, придерживая пальцами страницы и читая. Черт, надо же было так сглупить.
Тянусь за ещё одной сигаретой, выискивая пачку в кармане, но тут чья-то ладонь хлопает меня по плечу, и я оборачиваюсь, удивлённый, почти напуганный внезапностью.
- Ну что, прогуляемся, раз уж тебе так не нравилось сидеть дома? – ты улыбаешься, немного втягиваешь голову, стремясь как можно дольше сохранить тепло, щуришься, тоже ослеплённый сегодняшним светом. Не дожидаясь моего ответа, шагаешь вперёд и продолжаешь говорить, уже не оборачиваясь. – Сегодня так холодно и так красиво, что, пожалуй, этот день и правда нельзя пропускать. Будет неплохо выпить кофе в том местечке… ну, помнишь?..
Я как раз догнал тебя и теперь киваю в ответ, понимая с полуслова.
- Конечно.
Мы идём через снегопад, обнимающий нас тихими мягкими хлопьями снега, и, только когда останавливаемся у светофора, ты спрашиваешь:
- Замёрз?
Я неловко киваю.
- Прости меня.
- Купишь мне кофе и новую чашку, - отмахиваешься, будто ничего не произошло, сразу же начиная рассказывать мне о каком-то авторе, чья книга уже неделю лежит на твоей кроватной тумбочке. Я слушаю твой голос, в котором нет ни намёка на обиду, и думаю, что моё самое большое счастье, это что ты умеешь меня прощать.

@темы: multiplicity, проба пера

---

.

Сегодня в разговоре случайно высказал такую мысль, что надо бы записать.
Суть там была короткой: я размышлял, почему то, что раньше казалось бесконечным и неподъёмным, сейчас становится в восприятии вполне решаемым и доступным. Пришёл к выводу, что пожалуй, дело в возрасте, а точнее в возникновении в сознании некоего понятия длительности и конечности событий. Всё-таки, чем больше мы живём, тем больше с нами случается, тем точнее мы на собственном опыте чувствуем, как одно сменяется другим, как что-то настойчиво остаётся в нашей жизни, а другое вылетает из неё со свистом. Отсюда и смена точки зрения - дело конечно, а значит, подъёмно и возможно, и следовательно, должно быть сделано, а не отринуто за край личного бытия.
Однако, это ключ к продуктивности!

Стоит ли пояснять, насколько сие субъективно.

@темы: хочу все знать, быть или не быть, в нутрии (с)

---

.

Я всё слушаю Brodsky Tune и не могу отделаться от ощущения, что эту музыку надо танцевать. Буквально - это литературная конструкция, чувство, ритмический узор, помещённый на нотный стан и теперь легко поддающийся выражению телом, изгибом руки, пронести смысл и атмосферу на кончиках пальцев.
Я действительно чувствую это почти физически - вот, слово замирает на клавише, поддаваясь аккордному звучанию, вот ритмическая пауза выражается в положении руки, ставшей единой линией от плеча и до кисти, расходящейся гроздью пальцев...
Ар.

Мои сны есть отражение будней - вчера, например, я рассматривал некую Кульминациологию, а сегодня кому-то активно втирал о Борисе (!) Бродском, который, якобы, является братом Иосифа. Это рукалицо, но это весело хдд

И вот нам всем учёная сова.

@темы: с иллюстрациями, глядя в сон, изо дня в день, eidolon

---

Блок А. Поэзия заговоров и заклинаний

При подготовке первой кр по устному народному творчеству, столкнулся с работой Блока о заговорах и заклинаниях и восхитился до глубины души. Если бы я не был очарован словом и его магией до этого дня, я бы определённо проникся этой темой сейчас. Блок пишет настолько полно, с таким чувством, так живо описывая и разворачивая факты, что остаться равнодушным сложно. Мне так точно. В общем, цитаты избранного.
За столь запросто и легко выдернутые цитаты благодарю свой Kindle ^^

"Очевидно, вопросы о тайнах мира вовсе не носили и не носят в народе характера страдальческой пытливости, так свойственной нам. Без всякого надрыва они принимают простой, с их точки зрения, ответ, в меру понимания. То, что превышает эту меру, навсегда остается тайной. В этом отношении к миру, живущему в народе и до сей поры, нужно искать ту психологическую среду, которая произвела поэзию заклинаний".

"В селах девушки водят хороводы, тешатся играми, поют песни; задаются темные загадки, толкуются сны, плачут над покойником, копают клады, вынимают следы; но все лучи этих радостей, горестей, утех и песен народных - незримо скрещиваются, как бы переплетаются, в одном лице колдуна... Он - таинственный носитель тех чар, которыми очарован быт народа; и такой очарованный быт становится каким-то иным, не обыденным, он светится магическим светом и страшен другому, ежедневному быту - своею противоположностью ему".

"Тесная связь с природой становится новой религией, где нет границ вере в силу слова, в могущество песни, в очарование пляски".

"Эти силы повелевают природой, подчиняют ее себе, нарушают ее законы, своею волей сковывают ее волю. Опьяненный такою верой сам делается на миг колдуном и тем самым становится вне условий обихода".

"Это страшно для спокойствия домашнего очага, для здравой правовой нормы, для обычая, который обтрепался и потерял смысл, протянувшись сквозь столетия, для церковного догмата, который требует слепой веры и запрещает испытывать тайну. Колдун - самодовлеющий законодатель своего мира; он создал этот мир и очаровал его, смешав и сопоставив те обыденные предметы, которыми вот сейчас пользовался другой - здравый государственный или церковный законник, создающий разумно, среди бела дня, нормы вещного, государственного, церковного права".

"Кудесник-законодатель перевертывает календарь, вместо церковных праздников он отмечает иные благоприятные дни для чудес - дни легкие и черные; он создает условия для успешности всех начинаний - и эти условия - иные, чем правовые или нравственные нормы; между тем они так же строго формальны, как эти нормы".

"Власть кудесника так велика, что в любой момент он может выбить из бытовой колеи, причинить добро или зло - простым действием, которое в руках у него приобретает силу".

"И таких предписаний, - исходящих как бы от самой природы и от знающего тайны ее знахаря, строгих и точных, совершенно напоминающих по форме своей нормы любого права и, однако, столь отличных от них по существу, - так много записано и рассеяно в устном предании, что приходится считаться с этим древним и вечно юным правом, отводить ему почетное место, помнить, что забывать и изгонять народную обрядность - значит навсегда отказаться понять и узнать народ".

"В заклинательной формуле, наоборот, весь интерес сосредоточен на выражении желания (по-немецки Wunsch значит и желание и заклятие). Имена божеств, упоминаемые в ней, изменяются, но сама формула остается неизменной".

"Психология народных обрядов коренится в религиозном миросозерцании. Заклинающий человек властен над природой, она служит только ему; оттого он сам чувствует себя богом. Это подтверждается массой фактов, собранных о людях-богах. Состояние сознания заклинающего природу, по словам Е. В. Аничкова, еще не религия, но то смутное мировоззрение, в котором таились уже зачатки религии. Заклинание - это древнейшая форма религиозного сознания. [8] Чаровать можно чем угодно - взглядом, топотом, зельями, подвесками, талисманами, амулетами, ладанками и просто заговором, - и все это будет обрядовым действом. Для нас, не посвященных в простое таинство души заклинателя - в его власть над словом, превращающую слово в дело, - это может быть смешно только потому, что мы забыли народную душу, а может быть, истинную душу вообще".

"Раз красота совпадает с пользой в первобытном сознании, - ясно, что это не наша красота и не наша польза. Наша красота робка и уединенна, наша польза жестка и груба. Наша индивидуальная поэзия - только слово, и, не спрашиваясь его советов, мы рядом, но не заодно с нею, делаем пресловутые полезные дела. Первобытная гармония согласует эти слова и дела; слова становятся действом".

@темы: (c), (само)образование

---

Bosnia tune

Очередное прекрасное от Бродского. На самом деле, я даже не ищу. Я просто слушал группу, которая мне приглянулась.) Но это ведь космос... И да, по-моему, ребята отлично спели. Атмосферно очень, правильно.

Прослушать или скачать Morten Harket Brodsky Tune бесплатно на Простоплеер

As you pour yourself a scotch, 
crush a roach, or check your watch, 
as your hand adjusts your tie, 
people die. 

In the towns with funny names, 
hit by bullets, cought in flames, 
by and large not knowing why, 
people die. 

In small places you don't know 
of, yet big for having no 
chance to scream or say good-bye, 
people die. 

People die as you elect 
new apostles of neglect, 
self-restraint, etc. -- whereby 
people die. 

Too far off to practice love 
for thy neighbor/brother Slav, 
where your cherub dread to fly, 
people die. 

While the statues disagree, 
Cain's version, history 
for its fuel tends to buy 
those who die. 

As you watch the athletes score, 
check your latest statement, or 
sing your child a lullaby, 
people die. 

Timee, whose sharp blood-thirsty quill 
parts the killed from those who kill, 
will pronounce the latter tribe 
as your tribe.

@темы: И.Бродский

---

The Stanley Parable

Хочу эту игру *о*

@темы: games addict

---

.

Давно не записывал повседневное.
В целом - начитка кончена, вхожу в приятную колею сна, редактуры, учебы, снова сна, снова учебы и редактуры, и так по кругу. Комфортно, хорошо, почти что спокойно. Работа бы, наконец, прояснилась и вообще был бы счастлив.

Не могу учиться, не размышляя об исследованиях и том, сколько я уже успел не сделать сделать в этой сфере. Перебираю в голове всё, начиная с далёкого первого курса. Что читал, что исследовал, где начитывался сам, пытаюсь свети это в подобие стройной системы и решить, как и куда двигаться. А двигаться надо, ибо слишком уж тоскливо вспоминать о начинаниях работы с Донских. Когда касаешься той же философии истории, или психологии цивилизаций, или того же литературоведения, накладывающегося в моём сознании на психологию, культурологию, историю и всё-всё-всё, что я знал до этого, не могу не ужасаться тому, насколько я необразованный, совершенно ничего не знающий, стоящий где-то на периферие огромного Знания, которое ВСЁ необходимо мне, чтобы синтезировать из него нечто новое, подлинное, своё.
На этом моменте я обычно пугаюсь и начинаю тормозить. Что поделать, моё восприятие учебного процесса таково, что ощущая глубины непознанного, я чувствую себя ущербным, недостойным и всё, что могу сделать - пойти изучать предмет ещё и ещё. Как показывает практика, это - ложный путь. На самом деле нормально чего-то не знать и в чём-то не разбираться. И даже больше - нормально не знать вообще ничего, но подлинно и искренне интересоваться, стремиться увидеть. В общем-то этого достаточного для большого подлинного действия. А законченной образованности не существует в природе как таковой.
Тут стоит засмеяться самому над собой. Какой же я стал умудрённый опытом, что могу рассказать это сам себе.
А толку?
Толку немного, но есть. Хотя я всё ещё готов посыпать голову пеплом, колоться, краснеть и смущаться от того, что доктор философских наук спрашивает у меня то, что я не знаю (хотя, вероятно, и не могу пока знать), и я всё ещё скорее промолчу, чем выскажу что-то вслух, но... но по крайней мере я уже не испуган. В конце концов, любая область в итоге поддаётся, откладывается в сознании багажом знаний и понятий. Я, наконец-то увидел это на собственном примере, и теперь не могу так просто от этого отмахнуться.
Так что чёрт с ним, что в процессе я всё ещё ощущаю себя глупым и безнадёжным вечным студентом. Главное, что хочется, главное, что идёт в руки, главное, что горит внутри. Горит так, что я сижу и подробнейше конспектирую парадигмы художественности, мысленно уже накладывая это на Тойнби, прикидывая, как чудесно можно воспользоваться этими знаниями для иллюстрации психологии цивилизаций и создания социокультурного портрета эпохи.

Подумал, что даже, наверное, мне будет проще довести хоть что-нибудь из этого до конца, если я буду записывать, что же такое у меня в голове накладывается и визуализируется по ходу конспекта. В конце концов, блокнот идей - это хороший способ сохранить если не сами идеи, то хотя бы творческий вектор.

В свободное от рефлексий, учебы и редактуры время, гамаем. Вот так:

@темы: хочу все знать, d., (само)образование, изо дня в день, games addict

---

учебное

Наверное, было бы легче и проще, если бы моё сознание и моя память могли хватать факты налету, жонглировать ими, и я бы помнил все-все нюансы. Но дело в том, что я ни в коем разе не обладаю такими способностями, и поэтому любую интересную область прорабатываю, как правило, через накидывание конспекта и последующее устное проговаривание этой темы. Тогда принципы осмысляются, укладываются у меня в голове, и всё более-менее запоминается.
Именно в силу такого подхода, я, как правило, вчитываюсь в то, что читаю и конспектирую. И диву даюсь, честное слово.)

Ну, для для начала стоит уточнить, что это совсем не то диво, что в предыдущем вузе. Там я лишь фэйспалмил над логическими и речевыми ошибками. Здесь, нет! Напротив! Стройный научный язык, и всё же..)
Первый раз я улыбнулся на фразе "в данной парадигме художественности происходит интериоризация сознания (овнутривание)". Это кажется мне настолько милым, использовать столько терминов для передачи такой понятной мысли... Невольно задумался о том, что будь я 18летним бывшим школьником, такая подача меня бы озадачила. К счастью, я уже давно не, так что поулыбался и пошёл дальше. Остановился передохнуть я после следующего абзаца:

НЕДОСТУПНЫЕ ЧИТАТЕЛЮ ФАНТАЗМЫ АВТОРА!
ДА! БОЛЬШЕ КРЕАТИВА БОЛЬШЕ ФАНТАЗМОВ!
ПЛОДИТЕ БОЛЬШЕ ЗАПЕЧАТЛЕВАЮЩИХ ФАНТАЗМЫ ТЕКСТОВ! РАЗМНОЖАЙТЕ ИХ!

В общем, мне пора перекурить хдд

@темы: (само)образование, недоступные читателю фантазмы автора (с)

---

.

Прослушать или скачать Zack Hemsey Vengeance бесплатно на Простоплеер

Заключенный в границы разума, ограниченный своей комнатой,
запертый один на один с войной, забытый, отринутый собственным я...
Наша война родилась задолго до нас с тобой,
и даже если бы знали о том - не изменилось бы ничего, а точнее сказать, нихуя.

Изо дня в день таблетки, тесты и новые указания,
облечённые в строгий мундир приказа, жестко диктующие, о чём узнать.
И если ты чувствуешь, что устал - это ещё, друг мой, достаточно хорошо,
в сравнении с тем, что приходит, когда приходится разрушать,

стирать, разламывать, добираясь до сокровенного,
преодолевая боль и любые препятствия на пути,
теряя самого себя и пропадая слишком безумно, отчаянно далеко за гранью,
в тайне от самого себя надеясь не только выжить, но и кого-то внутри спасти.

Возвращаясь в примерно своё сознание и глядя на тусклый белый больничный свет,
думаешь про противостояние, что-то прикидываешь в уме,
закидываешься таблетками, спешишь на встречу безликим снам, пусть боль и делит с тобой кровать,
позже из сна выбрасывает чьим-то присутствием, воспоминания - не твои - порываются оживать,

всё это взламывает тебя, снова ставит на край, заставляет теряться, но не терять,
воспоминания изымают - к счастью, успешно, тебя - на восстановление,
есть, забываться сном, забывать... "Блядь".
Думаешь, что придётся проходить через это снова и понимаешь, что когда-нибудь это тебя доканает,
выжмет до капли, сведёт с ума...
"Что поделать", - говоришь себе, сквозь боль улыбаясь, - "такая вот, значит, классная у меня судьба".

...И это живёт в памяти бесконечно.
Не болит, поскольку я слишком живучая тварь, не тянет больше меня ко дну.
Новый мир, новых возможностей бесконечность, а мысли, однако, те же -
про выживание, про войну.
Ту самую мразь, что на всех поделили поровну.

А потом - внезапно, сам удивлённый до глубины души - находишь себя в постели,
сжимающим чужое запястье и шепчущим "да"...
Кто бы сказал мне тогда, перед допросом,
что так закончится наша война.

@темы: давно и неправда, s., поток сознания в стихотворной форме, Я и бал (с)

---

.

И правда, почему бы в половине шестого утра не развлечься тестом на 100+ вопросов...

Итак, тест Вас определил, как: Орк

Каталог: Ши Линейка: Моторной активности Описание типа: Это существа со сложной и тонко настроенной психикой. Большинство из них талантливы, часто - в гуманитарно-художественных направлениях. Да, у них часто оригинальная и приятная внешность. Да, у них хорошая память и быстрое восприятие (по меркам людей); они, так сказать, "хваткие". Да, у них каналы восприятия настроены более тонко, чем у людей. По вышеназванным причинам социализация дается им сложнее, чем людям. По тем же причинам им сложнее, чем людям, сохранить здоровье к возрасту совершеннолетия. По тем же причинам у них в ситуации конфликта легко "падает планка", и не влипнуть в неприятности им помогает только интуиция и везение.Они наделены более слабым типом нервной системы (легко реагируют на любой раздражитель, даже самый слабый) и - по этой же причине - очень шустры. Их подростковая настойчивость в приобретении опыта поразительна. Там где человеку хватает трех попыток, а гоблин ограничится восемью, эти орки могут предпринять до пятнадцати однотипных попыток. В младшем подростковом возрасте их обычно таскают проверять на гиперактивность - и естественно, ничего не обнаруживают. Описание линейки: Ведущая тенденция — движение. Моторика. Динамика — своя и чужая. Проявляется это как в собственной двигательной активности, так и в отслеживании всего нового в его динамике, в развитии. Создать больше движения позволяет наличие большого круга интересов, в каждый из которых активно вкладываются. Я думаю, что я отношусь к этой линейке, потому что… ну, я же двигаюсь, люблю спорт, мне часто говорят, что я электровеник и не могу усидеть спокойно. Хобби у меня активные, и их несколько. На самом деле, вы относитесь к этой линейке только если:без движения вам плохо — вы не понимаете, что вы чувствуете, что вы думаете. Кто вы и что вы (или мир вокруг), становится ясно только в действии, динамике. Совет «замри и подумай/вслушайся в себя» вы считаете издевательством — он не работает, намного легче дать волю телу, и все само станет на нужные места. Описание каталога: Ключевое: БЫСТРОЕ включение/переключение, ПОЛНОЕ погружение в ситуацию с выделением уникального. Скорость и погружение здесь ключевое. Но погружения в ситуацию требует много сил, отсюда общая утомляемость, меньшая скорость изучения теории, чем у Бестии (если только обучение не от примера к примеру. Собственно, обучение кейсами — это компромисс между Ши и Бестиями, одни ищут схему, вторые озадачиваются уникальными особенностями). Ши вполне может существовать без дела, то есть ситуация, что делать нечего или непонятно что не является настолько дискомфортной, как для Бестии. Зато проблемой будет необходимость делать одно дело и отвлекаться на что-то в "фоновом" режиме. То, что Бестия и за беспокойство не сочтет - проходная реплика - для Ши будет нагрузкой - включиться-выключиться - ой, вы мне помешали! Представители типа: Арбатова Мария, писательница, феминистка Бестемьянова Наталья, фигуристка Высоцкий Владимир, поэт, бард, актер Газманов Олег, певец, композитор Ди Каприо Леонардо, актер Райс Кондолиза, политик Букин Андрей, фигурист Ваенга Елена, певица Ельцин Борис, политик Луста Лариса, певица Медведев Олег, музыкант Мелани Си (Мелани Джейн Чисхолм), певица Погудин Олег, певец Сигал Стивен, актер Тальков Игорь, певец

Пройти тест

 

@темы: флэшмоб и иже с ним