19:51

23

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...

Закрыл чётный год, радостно перехожу в нечётный.)
Вероятно, завтра сподоблюсь на более подробный пост, но сейчас хотел бы повесить ровно две песни не существующей и в общем-то толком и не существовавшей группы. Честно, я не фанат этой обработки Who I Am. Когда я слышал живое исполнение, оно было в несколько тысяч раз круче. Но что поделать, будем довольствоваться этим.)



Listen or download Acoustic Pleasure Who I Am for free on Prostopleer

Who I Am?
What happent recently?
Maybe it's sham?
Maybe it's mystery?
I have got confused
I was lost
My dreams unused
I'm ghost

You the only one who know it
You find answers to my question
This is all i realy need
My slow flowing beloved poison
Forever sweet

Who I Am?
What's the reason of my coming?
Maybe it's plan?
Maybe it's damning?
I am invisible
Mirrors doesn't reflect me
My soul is mangle
I'am sorry

You the only one who know it
You find answers to my question
This is all i realy need
My slow flowing beloved poison
Forever sweet

Who are You?
My falling angel
Something new
You are perfection
Wind in your hairs
Starlight in your eyes
Like in fairy tales
This is nice.

You the only one who know it
You find answers to my question
This is all i realy need
My slow flowing beloved poison
Forever sweet
Forever sweet



Listen or download The Cold Sunrise for free on Prostopleer

This very slow and cold sunrise
It remained white ice in your eyes
Lonely shadows separate from bodies
It's become not clear, what is noise or silence

The cold sunrise

The voice in me wants to find freedom
But there is no language in my life
What hadn't told, was turned to venom
I have some to tell! Don't shut my mouth!

No voices
No callings
No lie
Only feelings

Stop! Please hold my hand
You will understand all which I am silent
We're in the beginning of a way. It will never end
Feel what is hidden in us. The "loud" talent

The cold sunrise

The voice in me wants to find freedom
But there is no language in my life
What hadn't told, was turned to venom
I have some to tell! Don't shut my mouth!

No voices
No callings
No lie
Only feelings





@темы: мой архив нетленного добра, исключительные личности

21:36

we raise

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...


Скачать бесплатно James Nash & Repertory Theatre - Raise It Up (OST August Rush) на Muzebra.com.

No father figure in the house
and I'm wonderin' how I'm gonna work it out
oh, my friends keep on tellin' me how I don't need that man
but they don't really understand
there are far too many pressures in reality
but dealing with the pain and stress and poverty
and I gotta be myself because there's nobody else for me (Noooo)

(heading there with me) sometimes it takes a different kind of love to raise a child
(so don't give up) so don't give up
(when pressures come down) sometimes it takes a different kind of dream to make you smile
(so raise it up) so raise
(hang in there with me) sometimes we need another helping hand to show the ways
(so don't give up) so don't give up
(when pressures come down) sometimes it seems impossible and that's why we pray
(so raise it up) we raise

[HOPE] seems to be nothing left for me mommas gone daddy didn't wanna be and now im all by myself wonderin where is love or
should I just give up

life falls down on me, cuts into my soul but I know I got the strength to make it through it all cause I'm still standin
tall
breaking through this wall im gonna give my all

Feelin like a motherless child hate cuts into my soul its beating me down can't find my smile on a face of a
motherless child
I'm gonna break down these walls gonna give it my all ya know
yeah, yeah, yeah, yeahhhh
(hang in there with me) sometimes it takes a different kind of love to raise a child
(so don't give up) so don't give up
(when pressures come down) sometimes it takes a different kind of dream to make a smile
(so raise it up) so raise it up
(hang in there with me) raise it up
sometimes it takes another helping hand to show you the way
(so don't give up, when pressures come down)
sometimes it seems impossible that's why we pray
so raise it up





@темы: s.

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...

Знакомьтесь, мой дорогой друг - Эрик *посмеиваюсь*







@темы: каламбур, multiplicity

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
Пока мысль прёт, надо записать. Это я всё продолжаю читать Кови, если что.

Итак, как я понял, больше всего меня сейчас перекашивает то, что я не смог выполнить взятые на себя обязательства, потому что они совпали в один момент времени и преломились.
Я взял на себя обязательство быть собой и следовать за своим призванием, как и куда бы оно ни вело. То есть если я внезапно вижу знак "поверни направо", я не задаю вопрос "почему", не начинаю рассуждать"а стоит ли", я просто поворачиваю направо. Если в жизнь приходит человек, который взаимодействует с моим я, то я концентрируюсь на этом взаимодействии, ибо оно раскрывает меня самого. Это самый лучший взаимообмен, который может быть. И я опять же не задаю ненужных вопросов, я стараюсь смотреть вглубь, улавливать и слушать.

С другой стороны, я сам перед собой взял обязательство закрыть сессию в срок. И хуже того, что я сам решил не бросать универ, а таки закончить заочку. Проблема с тем, что бОльшая часть меня недовольна совершенно параллельной специальностью, никак при этом не решилась. Ушло только худшее зло - политика. Впрочем, и этот компромисс был великим достижением.

А ещё я взял на себя обязательство работать с Донских. Но так как я сам же делал некоторое количество приоритетных перестановок и сместил фокус, то это обязательство в этом году я тоже не реализовал.

А ещё открытым висит вопрос, взял ли я на себя обязательство поступать в аспирантуру или пока не взял.

Ну хорошо, пока опустим аспирантуру. Хотя нет, не опустим, потому что именно она была мотиватором, благодаря которому я не забрал документы, а просто перевёлся. Теперь же, так как я правда не знаю, идти ли после первого высшего, или после второго, и на философию ли вообще, и стоит ли подаваться в эти структуры или же это та стадия, к которой я подойду совсем с другой стороны лет через двадцать, то заочка в плане мотивации снова провисла.
И никакое "получу диплом, чтобы родители отстали" уже не работает, да, собственно, и всегда работало достаточно хреново.
Есть ещё мотив "чтобы снова не мучить эти предметы первых курсов и быстрее получить вторую интересную вышку". Это да, хороший мотив. Но почему-то недостаточный. Наверное, я даже могу предположить почему.
Да потому что на данный момент я отстаю от своих сверстников по плану "закончить университет" года на 2, кажется. Плюс/минус полгода. Но вот в чём незадача: я не ощущаю себя отстающим. Всё это время я прорабатывал и развивался. И я действительно рад, что до сих пор мне не пришлось ни писать диплом, ни сдавать ГОСов, ни "работать по специальности". Ибо это не то, что я был готов сделать два года назад.
Я тысячу раз слышал, что относиться к этим вещам нужно проще. Что, конечно, я поступлю в аспирантуру и смогу её закончить, что все эти ГОСы сдать можно и с нашей системой образования дастся мне в общем-то просто... Но тут есть такая проблема, что я просто иначе подхожу к этому вопросу. Дело не в том, насколько легко мне это можно будет сделать. Дело в том, зачем я буду тратить своё время, чтобы это вообще делать, если мне это изначально не интересно.
Часть меня действительно рассуждает о том, что, может быть лучше добросовестно учиться ещё пять лет, но в результате получить знания и корочки по специальности, где я буду компетентен?

Ладно, это избитая тупиковая часть, которую я могу перетирать вечно, перейдём дальше. А дальше меня интересует такой вопрос: почему в меня в голове сфера "призвание" никак не пересекается со сферами университета и аспирантуры? В общем-то вроде и ясно, потому что это средоточие таких понятий, как множественная личность, творчество, работа со словом, редактура, стихи, переводы, рисунки, самопознание, Гессе, Юнг и пр. И, наверное, основная проблема в моей убеждённости, что это никогда и ни при каких условиях не впишется в офис, официальную науку и любую другую социальную структуру. То есть я по-дефолту настроен в режим "в этом социуме самовыразиться невозможно", от чего я пытаюсь вынестись за скобки. Но это объективно невозможно, ибо живу я здесь и сейчас, среди определённых людей. Соответственно и призвание, которое я так остро ощущаю, должно воплотиться не только где-то в глубинном метафизическом мире, а здесь и сейчас, среди всё тех же людей.

То есть, вот он, корень всех зол. Я противопоставил себя системе и живу, будучи убеждённым, что в рамках неё бессилен.

Какой же бред, приди в себя, ей богу. Система - это спичечная конструкция, в которой достаточно свободного пространства и дыр, чтобы пройти и сделать что-угодно-своё.
Что ж, по крайней мере я понял, над чем мы будем работать теперь.



@темы: быть или не быть, в нутрии (с), сумрачная зона

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
Вчера перед сном я начал книгу Стивена Кови. Не могу сказать точно, почему это сделал. Скорее всего просто потому, что она пришла именно сейчас, а значит я что-то должен был в ней найти.
Здесь стоит заметить, что я давно не читал. Или читал, но не так, как до августовского переезда. Казалось бы, всего каких-то несколько месяцев, однако я действительно ощущаю, что перестал читать. Самым интересным наблюдением пока что является то, как текст повлиял на моё сознание. Я не могу сказать, что со всеми примерами был согласен, где-то меня покоробила форма изложения, где-то заметил, что то же я прожил иначе, где-то понял, что текст написан просто на несколько другую целевую аудиторию... словом, я прорывался к смыслу первой части, чтобы понять, что именно должен найти. Но сам этот процесс анализа меня умиротворил. Знаете, ну как если бы ты разом понял, что ещё на что-то способен и в голове у тебя не опилки, а вполне так себе знания и опыт, на основе которого можно развиваться.
За сим официально постановил: можно завалить сессию, можно недоспать, можно даже пропустить парочку сроков, но не читать нельзя. Мгновенно начинаешь стремительно деградировать :/
И, кстати, я нашёл-таки то, что должен был.

Альберт Эйнштейн заметил:"Наиболее важные проблемы,с которыми мы сталкиваемся,не могут быть решены на том же уровне мышления,на котором мы были,когда создавали их".

словах Т.С Элиота: "Мы не должны останавливаться в своих поисках.И в конце их мы прибудем на то же место,с которого начали,и впервые познаем его по-настоящему".

Наша суть отражается в наших повторяющихся действиях. Отсюда совершенство есть не действие, а привычка. Аристотель

Знание –это теоретическая парадигма,определяющая что делать и зачем.Умение определяет как делать.А желание это мотивация –хочу делать.Чтобы что-то в своей жизни превратить в навык,необходимы все три компонента.

Изменение бытия/видения –процесс восходящий,когда бытие изменяет видение,которое в свою очередь изменяет бытие,и так далее,по мере нашего продвижения по восходящей спирали роста.
>>ар, как я люблю этот образ

На оси зрелости зависимость выражена ты-парадигмой –ты обо мне заботишься;ты справляешься с чем-то ради меня;ты не справился;в неудаче я обвиняю тебя.Независимость выражена я-парадигмой –я могу это сделать;я несу ответственность;я полагаюсь на самого себя;я могу выбирать.Взаимозависимость выражена мы-парадигмой –мы можем это сделать;мы можем взаимодействовать;мы можем,объединив наши способности и возможности,создать вместе что-то более значительное.

Истинная независимость характера побуждает действовать нас самих,а не быть под воздействием.

Жизнь по своей природе в высшей степени взаимозависима.Пытаться достичь максимума эффективности посредством независимости это то же,что играть в теннис клюшкой для гольфа – предметом,для этого совершенно неподходящим.

В завершении вспомним слова Мерилин Фергюсон:"Никто никого не может заставить меняться. Каждый из нас охраняет свои врата перемен,которые могут быть открыты только изнутри. Мы не можем открыть врата перемен другого человека ни аргументом,ни эмоциональным призывом".

"Все,что достигается чересчур легко,не слишком ценится нами.Лишь то ценится нами,за что дорого заплачено.Только небесам ведома для всего настоящая цена".



@темы: (c), в нутрии (с), bookовое

07:19

Just do it

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
Вообще, стоит признать, что я в очередной раз вляпался. И не куда-то там, а в гору дел. И знаете, я ведь уже куда более дисциплинирован, чем, скажем, полгода назад. И всё равно!
А причина таким вот вляпываниями с одной стороны большое достижение, а с другой - такая же большая проблема. И имя этой проблеме "у меня всегда что-нибудь происходит".

Понимаете, вот планируешь ты, что, допустим, осенью пойдёшь заранее сдавать предметы на кафедру. А тут вдруг приходит в твою жизнь человек, приходит знание, приходит ощущение. И это нельзя остановить, задержать или попросить подождать. От этого можно или отказаться, или принять. И если ты принял - это твоё личное чудо и счастье, которое раскручивается мощной спиралью, пока не воздвигнет какую-то новую парадигму в субъективном я-мире. И вот когда ты только-только познаешь эту парадигму, внезапно оказывается, что у тебя уже нет осени. У тебя зима, когда тебе не то, что заранее, а вообще только идти и сдать так, чтобы в срок.
И вот понимаете, оно всегда так. Больше всего на сессии я боюсь, что внезапно встречу, прочту, услышу, узнаю что-то, что вот так закрутит меня, отсекая абсолютно от всех социальных проблем. Потому что от этого нет спасения, да ты его и не ищешь.
А ухудшается ситуация тем, что я правда категорически забил на то, что обо мне будет думать кто-то извне. А значит такой сильный мотиватор, как социальное мнение, отпал.
В итоге мы с институтом глядим друг на друга, а вокруг гремят сорокоградусные сибирские морозы.

И знаете, что я ещё хочу сказать... детальные планы, они правда работают. Когда есть список на сегодня, завтра, эту неделю, всё выглядит проще и доступнее. Когда в голове крутятся только глобальные формулировки дел, на каждое из которых нужен год, а то и больше скурпулёзной работы, то наступает паника и раздрай.
А ещё в следующие выходные спланирован очередной переезд. Так сказать, циклическое замыкание перемещений в этом году.
Как мы с журналом, университетом и переездом будем уживаться у меня в голове - кто бы знал.



@темы: быть или не быть, в нутрии (с), Я и бал (с), изо дня в день, я сошёл с ума, какая досада

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
вскользь пообещал себе, что визуализирую фразу "чёрные ветви шумят", которой восхитился в стихотворении Бродского "Пролетают облака". вот, извольте.




@темы: И.Бродский, визуализация-акварель

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
Я перестал говорить, я перестал шептать
о любви.
Потому что слова - замылены и больше нам не поют.
Потому что больше нет в них шороха трав,
биения серца в моей крови.
Потому что бессмысленно плоским звучит, отскакивая от стен, -
пусть даже был ты искренен -
"люблю".

И если идти просто рядом, об руку,
и не за тем, чтобы спину твою собой прикрыть,
и не за тем, чтобы в руку твою вцепиться, да пальцы твои держать,
а лишь затем, чтобы вместе с тобой жить, верить, да
молчать.

И если идти просто рядом, как равного, хлопая по плечу,
и не стремясь говорить то, что оба знаете
наперёд.
Тогда и сможешь на каждый свой замок выточить по ключу,
поднимаясь, всё выше и выше,
и уходя на взлёт.




@темы: поток сознания в стихотворной форме

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
Я хотел сходить и сдать работу в университет. Честное слово, хотел. Но сначала я замёрз - и это бы ладно, не сибиряк я что ли. Но потом выяснилось, что коллега сегодня осталась дома, а значит уйти в рабочее время даже на 15 минут я ну никак не могу. Тогда я мужественно собрался идти после 17, но когда мой начальник забрал мой принтер в сервис-центр, лишая меня возможности эту самую работу распечатать...
Мир, я внемлю тебе. Пойду сдавать в четверг.





@темы: изо дня в день

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
мои сны в последнее время без преувеличения прекрасны. вот, например, вчера ко мне кое-то приходил пить чай. а сегодня, когда я из леса зашла в здание, то наткнулась на женщину, которая начала разговаривать со мной по-французски. а я её в ответ начинаю спрашивать по-немецки, по-английски, по-русски, в конце концов, мол говорите ли вы на другом языке? договорились на английский. тут она, обрадовавшись, выдаёт большуууую тираду. а я слушаю, ничего не понимаю и потом говорю: вы же по-немецки опять. а я же, мол, сказал, что в немецком не силён. женщина расстроилась, что не получится у неё со мной по-практиковать задание какое-то.
дальше я, не будь идиотом, пошёл в какую-то поточку. нашел там препода. а в том университете такие красивые большие залы. и я его спрашиваю - какие вы предметы преподаёте. а мужчина суровый и сразу же о том, кто вы, что надо. я ему рассказал, что учился так, учился эдак, но, мол, работа со словом это такой космос, что жизнь мне не мила, хочу к вам поступать. преподаватель оттаял сразу, вернулись в поточку, сели рядом с какой-то девочкой - она кр по его предмету в этот момент писала. и что-то такое подбадривающее этот преподаватель мне и ей говорил. а в какой-то момент девочка выдаёт: "да, всё так, если я раньше не разочаруюсь". когда мужчина отошел, я девочку спрашиваю: "можно ли узнать, о чём это вы?". дальше, как я понял из слов и общего настроя девочки (а потом и преподавателя), вытягивает их тоже только самообразование, никаких идеальных вузов. ну, что я мог ещё сказать, кроме того, что работа со словом стоит всех возможных трудностей?)



@темы: d., s., глядя в сон, multiplicity

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
так как теперь я постоянно езжу на автобусе, то успел собрать коллекцию красивейших цифровых комбинаций. вот я не знаю, кто как, но у меня просто праздник, когда я вижу эти гармонии, кольцевые симметрии и мгновенно выстраиваю графики.
и дабы увековечить эти прекрасные коды, они будут тут.

463181
515613
060953
767893
468234
383446
335090
463964
915483
602473
468930
714123
387865
696490
338166



@темы: восторги и эмоциональный перегруз, изо дня в день

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
так что возьму и процитирую баш.

ххх: интересно, а скоро появятся программы типа "модный приговор" на компьютерную тематику?
ххх: это же будет куда интересней!
ххх: - Здравствуйте, Елена, вас к нам на передачу прислал ваш босс Александр, он говорит, что вы днище.
ххх: - Ну я... я... я умею делать таблицы в экселе и скачивать музыку
ххх: - Всё ясно, вы днище, Елена.
ххх: - :(
ххх: - и не надо делать грустное личико, мы сейчас вам дадим 40к и вы пойдете собирать себе компьютер, а ваш босс вам поможет, мы будем наблюдать за вами, помните.
ххх: *спустя 2 часа* - Ну что же это такое, Елена, ну что за материнку вы взяли со слотами DDR2, ОМГ, она ещё и видео сапфировскую взяла под неё, ололо, ой не могу, вот вы днище, да можно было картонку винтами прикруть вместо такой материнки, сейчас наши эксперты вам покажут, как надо. Вася, покажи им
ххх: - встает сисадмин Вася в свитере, с бородой и шарфиком, начинает собирать комп и походу дела объясняет, что куда втыкать и почему выбрали именно эти комплектующие, все хлопают и радуются.
ууу: я бы смотрел такие передачи :DDD



@темы: каламбур

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...



в автобусе, который сегодня не ехал до работы, а стоял по большей части, выпал в эту песню. прямо "где я, что это за огни и автострады, о, другой мир, и это со мной тоже было. ого".

I grew up blind,
just like everyone's child,
in the warmth and the milk and deceit,
smothered by love and the chemical dust,
there was never enough to believe.

They chewed me up,
they spat me out,
of their system and onto their street,
and the rest of my life was spent to forget all the greatness that could never be.

Oh beautiful town,
I remember you blacker than the night,
the poised and the sick mouth, the bad taste and the neon lights,
oh beautiful town,
where are you now with your binge insecurities?
I shot you down beautiful town because you tear your children into pieces.

Absence twisted with fondness is the heart I couldn't forget,
programmed into great heart of family, lies and death,
too much expectation followed by hope and then hate and the rest,
and the rest of my life was a glorious test of my will and my selfish regret.

Oh beautiful town,
I remember you blacker than the night,
the poised and the sick mouth of the bad taste and the neon lights,
oh beautiful town,
where are you now with your binge insecurities?
I shot you down beautiful town because you tear your children into pieces.

In the floorboards under insolent feet,
I left the hopscotch to my parents retreat
with words of goodnight in back the back of my head, words of desperation on my tongue:
goodnight father, goodnight mother
I used to awake.



@темы: восторги и эмоциональный перегруз, изо дня в день

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
за первоначальное вдохновение спасибо композиции Omnia.


И не человечьим голосом, не звериным поётся песня,
но ты поди, объясни, разбейся
о камни порогов, да перечти словарей
груды и груды и груды.
Труда своего не щадя и времени цену сбивая
захлебывайся, шути
и,
переводя непонятое самим собой,
слишком неясное и живое, чтобы присвоить,
всё-таки пой.

И если в рычанье твоём и вое
расслышит хоть кто-то то самое, стержневое,
тогда вас станет отныне двое.

А если четверо или трое,
и между вами что-то новое, что-то уже родилось другое,
когда продолжая каждый свои пути и песню звериную заводя,
слышите голоса друг друга. И когда, превзойдя
самое человеческое в себе, в мире, в людях,
идёте, руку теплую чувствуя на своём плече...
тогда и исчезнет
мир
привычный, и будто уже родной.

Но для того, чтобы всё это было,
просто не думай,
а пой.




@темы: в нутрии (с), поток сознания в стихотворной форме

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
как я зол.
люди, признайтесь, у вас флэшмоб "тупой, ещё тупее"?



@темы: зла не хватает, Я и бал (с)

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
до конца рабочего дня десять долгих минут
и хочется пнуть так, чтобы побольнее,
стол этот дурацкий офисный
и еле тёплые батареи.

и новый приступ яростной социофобии
зимней ангиной в горло моё пролез.
горите в огне, проклятые, богом забытые офисы.
я уезжаю в лес.

кхм. это была лирика, впрочем, злободневная.
на самом деле я всё чаще ловлю себя на мысли, что делаю то, что мне не хочется делать. то ли уровень мотивации упал, то ли приоритеты изменились, то ли я подзабыл, зачем, собственно, всё это затеял.
так или иначе, надо разобраться.



@темы: хочу все знать, сумрачная зона, поток сознания в стихотворной форме, изо дня в день

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
(Издание: Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том 90, Государственное Издательство Художественной Литературы, Москва - 1958; OCR: Габриел Мумжиев)


1
Мне уже несколько раз приходилось высказывать мысль о том, что патриотизм есть в наше время чувство неестественное, неразумное, вредное, причиняющее большую долю тех бедствий, от которых страдает человечество, и что поэтому чувство это не должно быть воспитываемо, как это делается теперь, -- а напротив, подавляемо и уничтожаемо всеми зависящими от разумных людей средствами. Но удивительное дело, несмотря на неоспоримую и очевидную зависимость только от этого чувства разоряющих народ всеобщих вооружений и губительных войн, все мои доводы об отсталости, несвоевременности и вреде патриотизма встречались и встречаются до сих пор или молчанием, или умышленным непониманием, или еще всегда одним и тем же странным возражением: говорится, что вреден только дурной патриотизм, джингоизм, шовинизм, но что настоящий, хороший патриотизм есть очень возвышенное нравственное чувство, осуждать которое не только неразумно, но преступно. О том же, в чем состоит этот настоящий, хороший патриотизм, или вовсе не говорится, или вместо объяснения произносятся напыщенные высокопарные фразы, или же подставляется под понятие патриотизма нечто, не имеющее ничего общего с тем патриотизмом, который мы все знаем и от которого все так жестоко страдаем.
Говорится обыкновенно, что настоящий, хороший патриотизм состоит в том, чтобы желать своему народу или государству настоящих благ, таких, которые не нарушают благ других народов.
На днях, разговаривая с англичанином о нынешней войне, я сказал ему, что настоящая причина этой войны не корыстные цели, как это обыкновенно говорится, но патриотизм, как это очевидно по настроению всего английского общества. Англичанин не согласился со мной и сказал, что если это и справедливо, то произошло это от того, что патриотизм, воодушевляющий теперь англичан, дурной патриотизм; хороший же патриотизм -- тот, которым он проникнут, -- состоит в том, чтобы англичане, его соотечественники, не поступали дурно.
-- Разве вы желаете, чтобы не поступали дурно только одни англичане? -- спросил я.
-- Я всем желаю этого! -- ответил он, этим ответом ясно показав, что свойства истинных благ, будут ли это блага нравственные, научные, или даже прикладные, практические, -- по существу своему таковы, что они распространяются на всех людей, и потому желание таких благ кому бы то ни было не только не есть патриотизм, но исключает его.
Точно так же не есть патриотизм и особенности каждого народа, которые другие защитники патриотизма умышленно подставляют под это понятие. Они говорят, что особенности каждого народа составляют необходимое условие прогресса человечества, и потому патриотизм, стремящийся к удержанию этих особенностей, есть хорошее и полезное чувство. Но разве не очевидно, что если когда-то эти особенности каждого народа, обычаи, верования, язык составляли необходимое условие жизни человечества, то эти самые особенности служат в наше время главным препятствием осуществлению сознаваемого уже. людьми идеала братского единения народов. И потому поддержание и охранение особенностей какой бы то ни было, русской, немецкой, французской, англосаксонской, вызывая такое же поддержание и охранение не только венгерское, польской, ирландской народностей, но и баскской, провансальской, мордовской, чувашской и множества других народностей, служит не сближению и единению людей, а всё большему и большему отчуждению и разделению их.
Так что не воображаемый, а действительный патриотизм, тот, который мы все знаем, под влиянием которого находится большинство людей нашего времени и от которого так жестоко страдает человечество, -- не есть желание духовных благ своему народу (желать духовных благ нельзя одному своему народу), ни особенности народных индивидуальностей (это есть свойство, а никак не чувство), -- а есть очень определенное чувство предпочтения своего народа или государства всем другим народам или государствам, и потому желание этому народу или государству наибольшего благосостояния и могущества, которые могут быть приобретены и всегда приобретаются только в ущерб благосостоянию и могуществу других народов или государств.
Казалось бы очевидно, что патриотизм, как чувство, есть чувство дурное и вредное; как учение же -- учение глупое, так как ясно, что если каждый народ и государство будут считать себя наилучшими из народов и государств, то все они будут находиться в грубом и вредном заблуждении.


2

Казалось бы, и зловредность и неразумие патриотизма должны бы быть очевидны людям. Но, удивительное дело, просвещенные, умные люди не только не видят этого сами, но с величайшим упорством и горячностью, хотя и без всяких разумных оснований, оспаривают всякое указание на вред и неразумие патриотизма и продолжают восхвалять благодетельность и возвышенность его.
Что же это значит?
Одно только объяснение этого удивительного явления предоставляется мне. Вся история человечества с древнейших времен и до нашего времени может быть рассматриваема как движение сознания и отдельных людей и однородных совокупностей их от идей низших к идеям высшим.
Весь путь, пройденный как каждым отдельным человеком, так и однородными группами людей, можно себе представить как последовательный ряд ступеней от самой низшей, находящейся на уровне животной жизни, до самой высшей, до которой может только подняться в данный исторический момент сознание человека.
Каждый человек так же, как и отдельные однородные группы -- народы, государства -- всегда шли и идут по этим как бы ступеням идей. Одни части человечества идут вперед, другие далеко отстают, третьи, большинство, движутся в середине. Но все, на какой бы ступени они ни стояли, неизбежно и неудержимо движутся от низших идей к высшим. И всегда, в каждый данный момент, как отдельный человек, так и каждая однородная группа людей, передовая, средняя или задняя, находятся в трех различных отношениях к трем ступеням идей, среди которых движутся.
Всегда, как для отдельного человека, так и для отдельной совокупности людей, есть идеи прошедшего, отжитые и ставшие чуждыми, к которым люди не могут уже вернуться, как, например, для нашего христианского мира -- идеи людоедства, всенародного грабежа, похищения жен и т. п., о, которых остается только воспоминание; есть идеи настоящего, которые внушены людям воспитанием, примером, всей деятельностью окружающей среды, идеи, под властью которых они живут в данное время, как, например, в наше время: идеи собственности, государственного устройства, торговли, пользования домашними животными и т. п. И есть идеи будущего, из которых одни уже близки к осуществлению и заставляют людей изменять свою жизнь и бороться с прежними формами, как, например, в нашем мире идеи освобождения рабочих, равноправности женщин, прекращения питания мясом и другие идеи, хотя уже и сознаваемые людьми, но еще не вступившие в борьбу с прежними формами жизни. Таковы в наше время называемые идеалами идеи: уничтожения насилия, установления общности имуществ, единой религии, всеобщего братства людей.
И потому всякий человек и всякая однородная совокупность людей, на какой бы ступени они ни стояли, имея позади себя отжитые воспоминания о прошедшем и впереди идеалы будущего, -- всегда находятся в процессе борьбы между отживающими идеями настоящего с входящими в жизнь идеям будущего. Совершается обыкновенно то, что, когда идея, бывшая полезною и даже необходимою в прошедшем, становится излишней, идея эта, после более или менее продолжительной борьбы, уступает место новой идее, бывшей прежде идеалом, становящейся идеей настоящего.
Но бывает и так, что отжившая идея, уже замененная в сознании людей высшей идеей, такова, что удержание этой отжитой идеи выгодно для некоторых людей, имеющих наибольшее влияние в обществе. И тогда совершается то, что эта отжившая идея, несмотря на свое резкое противоречие всему изменившемуся в других отношениях строю жизни, продолжает влиять на людей и руководить их поступками. Такая задержка отжившей идеи всегда происходила и происходит в области религиозной. Причина этого та, что жрецы, выгодное положение которых связано с отжившей религиозной идеей, пользуясь своей властью, умышленно удерживают людей в отжившей идее.
То же самое происходит и по тем же причинам в области государственной по отношению к идее патриотизма, на которой основывается всякая государственность. Люди, которым выгодно поддержание этой идеи, не имеющей уже никакого ни смысла, ни пользы, искусственно поддерживают ее. Обладая же могущественнейшими средствами влияния на людей, они всегда могут делать, это.
В этом представляется мне объяснение того странного противоречия, в котором находится отжившая идея патриотизма до всем противным ему складом идей, уже вошедших в наше время в сознание христианского мира.

3
Патриотизм, как чувство исключительной любви к своему народу и как учение о доблести жертвы своим спокойствием, имуществом и даже жизнью для защиты слабых от избиения и насилия врагов, -- был высшей идеей того времени, когда всякий народ считал возможным и справедливым, для своего блага и могущества, подвергать избиению и грабежу людей другого народа; но уже около 2000 лет тому назад высшими представителями мудрости человечества начала сознаваться высшая идея братства людей, и идея эта, всё более и более входя в сознание, получила в наше время самые разнообразные осуществления. Благодаря облегчению средств сообщения, единству промышленности, торговли, искусств и знаний люди нашего времени до такой степени связаны между собою, что опасность завоеваний, убийств, насилий со стороны соседних народов уже совершенно исчезла, и все народы (народы, а не правительства) живут между собой в мирных, взаимно друг другу выгодных, дружеских торговых, промышленных, умственных сношениях, нарушать которые им нет никакого ни смысла, ни надобности. И потому, казалось бы, отжившее чувство патриотизма должно было бы как излишнее и несовместимое с вошедшим в жизнь сознанием братства людей разных народностей, всё более и более уничтожаться и совер исчезнуть. А между тем совершается обратное: вредное и отжитое чувство это не только продолжает существовать, но всё более и более разгорается.
Народы без всякого разумного основания, противно и своему сознанию, и своим выгодам, не только сочувствуют правительствам в их нападениях на другие народы, в их захватах чужих владений и в отстаивании насилием того, что уже захвачено, не сами требуют этих нападений, захватов и отстаиваний, радуются им, гордятся ими. Мелкие угнетенные народности, подпавшие под впасть больших государств: поляки, ирландцы, чехи, финляндцы, армяне, -- реагируя против давящего их патриотизма покорителей, до такой степени заразились от угнетающих их народностей этим отжитым, ставшим ненужным, бессмысленным и вредным чувством патриотизма, что вся их деятельность сосредоточена на нем и что они сами, страдая от патриотизма сильных народов, готовы совершить над другими народностями из-за того же патриотизма то самое, что покорившие их народности производили и производят над ними.
Происходит это оттого, что правящие классы (разумея под этим не одни правительства с их чиновниками, но и все классы, пользующиеся исключительно выгодным положением: капиталисты, журналисты, большинство художников, ученых) могут удерживать свое исключительно выгодное в сравнении с народными массами положение только благодаря государственному устройству, поддерживаемому патриотизмом. Имея же в своих руках все самые могущественные средства влияния на народ, они всегда неукоснительно поддерживают в себе и других патриотические чувства, тем более, что эти чувства, поддерживающие государственную власть, более всего другого награждаются этой властью.
Всякий чиновник тем более успевает по службе, чем он более патриот; точно так же и военный может подвинуться в своей карьере только на войне, которая вызывается патриотизмом.
Патриотизм и последствия его -- войны дают огромный доход газетчикам и выгоды большинству торгующих. Всякий писатель, учитель, профессор тем более обеспечивает свое положение, чем более будет проповедывать патриотизм. Всякий император, король тем более приобретает славы, чем более он предан патриотизму.
В руках правящих классов войско, деньги, школа, религия, пресса. В школах они разжигают в детях патриотизм историями, описывая свой народ лучшим из всех народов и всегда правым; во взрослых разжигают это же чувство зрелищами, торжествами, памятниками, патриотической лживой прессой; главное же, разжигают патриотизм тем, что, совершая всякого рода несправедливости и жестокости против других народов, возбуждают в них вражду к своему народу, и потом этой то враждой пользуются для возбуждения вражды и в своем народе.
Разгорание этого ужасного чувства патриотизма шло в европейских народах в какой-то быстро увеличивающейся прогрессии и в наше время дошло до последней степени, далее которой идти уже некуда.

4
На памяти всех, не старых даже людей нашего времени совершилось событие, самым очевидным образом показавшее то поразительное одурение, до которого доведены были патриотизмом люди христианского мира.
Правящие классы германские разожгли патриотизм своих народных масс до такой степени, что был предложен народу во второй половине XIX века закон, по которому все люда без исключения должны были быть солдатами; все сыновья, мужья, отцы, ученые, святые должны обучаться убийству и быть покорными рабами первого высшего чина и быть беспрекословно готовыми на убийство тех, кого им велят убивать: убивать людей угнетенных народностей и своих рабочих, защищающих свои права, своих отцов и братьев, как публично заявил о том самый наглый из всех властителей -- Вильгельм II.
Ужасная мера эта, самым грубым образом оскорбляющая все лучшие чувства людей, была под влиянием патриотизма без ропота принята народом Германии. Последствием ее была победа над французами. Победа эта еще более разожгла патриотизм Германии и потом Франции, России и других держав, и все люди континентальных держав безропотно покорились введению общей воинской повинности, т. е. рабству, с которым не может быть сравниваемо по степени унижения и безволия никакое из древних рабств. После этого рабская покорность масс, во имя патриотизма, и дерзость, жестокость и безумие правительств уже не знали пределов. Начались на перебой вызываемые отчасти прихотью, отчасти тщеславием, отчасти корыстью захваты чужих земель в Азии, Африке, Америке и всё большее и большее недоверие и озлобление правительств друг к другу.
Уничтожение народов на захваченных землях принималось как нечто, само собой разумеющееся. Вопрос только был в том, кто прежде захватит чужую землю и будет уничтожать ее обитателей.
Все правители не только самым явным образом нарушали и нарушают против покоренных народов и друг против друга самые первобытные требования справедливости, но совершали и совершают всякого рода обманы, мошенничества, подкупы, подлоги, шпионства, грабежи, убийства, и народы не только сочувствовали и сочувствуют всему этому, но радуются тому, что не другие государства, а их государства совершают эти злодеяния. Взаимная враждебность народов и государств достигла в последнее время таких удивительных пределов, что, несмотря на то, что нет никакой причины одним государствам нападать на другие, все знают, что все государства всегда стоят друг против друга с выпущенными когтями и оскаленными зубами и ждут только того, чтобы кто-нибудь впал в несчастье и ослабел, чтобы можно было с наименьшей опасностью на- пасть на него и разорвать его.
Все народы так называемого христианского мира доведены патриотизмом до такого озверения, что не только те люди, которые поставлены в необходимость убивать или быть убитыми, желают или радуются убийству, но и люди, спокойно живущие в своих никем не угрожаемых домах в Европе, благодаря быстрым и легким сообщениям и прессе, все люди Европы и Америки -- при всякой войне -- находятся в положении зрителей в римском цирке и так же, как и там, радуются убийству и так же кровожадно кричат: "Pollice verso!"
Не только большие, но дети, чистые, мудрые дети, смотря по той народности, к которой они принадлежат, радуются, когда узнают, что побито, растерзано лиддитными снарядами не 700, а 1000 англичан или боэров.
И родители, я знаю таких, поощряют детей в этом зверстве.
Но мало и этого. Всякое увеличение войска одного государства (а всякое государство, находясь в опасности, ради патриотизма старается увеличить его) заставляет соседнее тоже из патриотизма увеличивать свои войска, что вызывает новое увеличение первого.
То же происходит с крепостями, флотами: одно государство построило 10 броненосцев, соседние построили 11; тогда первое строит 12 и так далее в бесконечной прогрессии.
-- "А я тебя ущипну". -- А я тебя кулаком. -- "А я тебя кнутом".--А я палкой. -- "А я из ружья"... Так спорят и дерутся только злые дети, пьяные люди или животные, а между тем, это совершается в среде высших представителей самых просвещенных государств, тех самых, которые руководят воспитанием и нравственностью своих подданных.


5

Положение всё ухудшается и ухудшается и остановить это ведущее к явной погибели ухудшение нет никакой возможности. Единственный представлявшийся легковерным людям выход из этого положения закрыт теперь событиями последнего времени; я говорю о Гаагской конференции и тотчас же последовавшей за ней войной Англии с Трансваалем.
Если мало и поверхностно рассуждающие люди и могли еще утешаться мыслью, что международные судилища могут устранять бедствия войны и всё растущих вооружений, то Гаагская конференция с последовавшей за ней войной очевиднейшим образом показала невозможность разрешения вопроса этим путем. После Гаагской конференции стало очевидно, что до тех пор, пока будут существовать правительства с войсками, прекращение вооружений и войн невозможны. Для того, чтобы возможно было соглашение, нужно, чтобы соглашающиеся верили друг другу. Для того же, чтобы державы могли верить друг другу, они должны сложить оружие, как это делают парламентеры, когда съезжаются для совещаний. До тех же пор, пока правительства, не веря друг другу, не только не уничтожают, не уменьшают, но всё увеличивают войска соответственно увеличению у соседей, неукоснительно через шпионов следят за каждым передвижением войск, зная, что всякая держава набросится на соседнюю, как только будет иметь к тому возможность, невозможно никакое соглашение, и всякая конференция есть или глупость, или игрушка, или обман, или дерзость, или всё это вместе.
Именно, русскому правительству более других подобало быть enfant terrible этой конференции. Русское правительство так избаловано тем, что дома никто не возражает на все его явно лживые манифесты и рескрипты, что оно, без малейшего колебания разорив свой народ вооружениями, задушив Польшу, ограбив Туркестан, Китай и с особенным озлоблением душа Финляндию, -- с полной уверенностью в том, что все поверят ему, предложило правительствам разоружаться.
Но, как ни странно, ни неожиданно и неприлично было это предложение, особенно в то самое время, когда было сделано распоряжение об увеличении войск, слова, сказанные во всеуслышание, были такие, что правительствам других держав нельзя было перед своими народами отказаться от комических, явно лживых совещаний, и делегаты съехались, зная вперед, что ничего из этого выйти не может, и в продолжение нескольких месяцев, во время которых получали хорошее жалованье, хотя и посмеивались себе в рукав, все добросовестно притворялись, что они очень озабочены установлением мира между народами.
Гаагская конференция, закончившаяся страшным кровопролитием -- трансваальской войной, которую никто не попытался и не пытается остановить, все-таки была полезна, хотя и совсем не тем, чего от нее ожидали; она была полезна тем, что самым очевидным образом показала то, что зло, от которого страдают народы, не может быть исправлено правительствами, что правительства, если бы и точно хотели этого, не могут уничтожить ни вооружений, ни войн. Правительства для того, чтобы существовать, должны защищать свой народ от нападения других народов; но ни один народ не хочет нападать и не нападает на другой, и потому правительства не только не желают мира, но старательно возбуждают ненависть к себе других народов. Возбудив же к себе ненависть других народов, а в своем народе патриотизм, правительства уверяют свой народ, что он в опасности и нужно защищаться.
И имея в своих руках власть, правительства могут и раздражать другие народы, и вызывать патриотизм в своем, и старательно делают и то и другое, и не могут не делать этого, потому что на этом основано их существование.
Если правительства были нужны прежде для того, чтобы защищать свои народы от нападения других, то теперь, напротив, правительства искусственно нарушают мир, существующий между народами, и вызывают между ними вражду.
Если нужно было пахать для того, чтобы сеять, то пахота была разумное дело; но, очевидно, безумно и вредно пахать, когда посев взошел. А это самое заставляет правительства делать свои народы, -- разрушать то единение, которое существует и ничем бы не нарушалось, если бы не было правительств.

6
В самом деле, что такое в наше время правительства, без которых людям кажется невозможным существовать?
Если было время, когда правительства были необходимое и меньшее зло, чем то, которое происходило от беззащитности против организованных соседей, то теперь правительства стали не нужное и гораздо большее зло, чем всё то, чем они пугают свои народы.
Правительства не только военные, но правительства вообще, могли бы быть, уже не говорю полезны, но безвредны, только в том случае, если бы они состояли из непогрешимых, святых людей, как это и предполагается у китайцев. Но ведь правительства по самой деятельности своей, состоящей в совершении насилий, всегда состоят из самых противоположных святости элементов, из самых дерзких, грубых и развращенных людей.
Всякое правительство поэтому, а тем более правительство, которому предоставлена военная власть, есть ужасное, самое опасное в мире учреждение. Правительство в самом широком смысле, включая в него и капиталистов и прессу, есть не что иное, как такая организация, при которой большая часть людей находится во власти стоящей над ними меньшей части; эта же меньшая часть подчиняется власти еще меньшей части, а эта еще меньшей и т. д., доходя, наконец, до нескольких людей или одного человека, которые посредством военного насилия получают власть над всеми остальными. Так что всё это учреждение подобно конусу, все части которого находятся в полной власти тех лиц или того одного лица, которое находятся на вершине его.
Вершину же этого конуса захватывают те люди или тот человек, который более хитер, дерзок и бессовестен, чем другие, или случайный наследник тех, которые более дерзки и бессовестны.
Нынче это Борис Годунов, завтра Григорий Отрепьев, нынче распутная Екатерина, удушившая со своими любовниками мужа, завтра Пугачев, послезавтра безумный Павел, Николай, Александр III.
Нынче Наполеон, завтра Бурбон или Орлеанский, Буланже или компания панамистов; нынче Гладстон, завтра Сольсбери, Чемберлен, Роде.
И таким-то правительствам предоставляется полная власть не только над имуществом, жизнью, но и над духовным и нравственным развитием, над воспитанием, религиозным руководством всех людей.
Устроят себе люди такую страшную машину власти, предоставляя захватывать эту власть кому попало (а все шансы за то, что захватит ее самый нравственно дрянной человек), и рабски подчиняются и удивляются, что им дурно. Боятся мин, анархистов, а не боятся этого ужасного устройства, всякую минуту угрожающего им величайшими бедствиями.
Люди нашли, что для того, чтобы им защищаться от врагов, им полезно связать себя, как это делают защищающиеся черкесы. Но опасности нет никакой, и люди продолжают связывать себя.
Старательно свяжут себя так, чтобы один человек мог со всеми ими делать всё, что захочет; потом конец веревки, связывающей их, бросят болтаться, предоставляя первому негодяю или дураку захватить ее и делать с ними всё, что ему вздумается.
Сделают так и потом удивляются, что им дурно.
Ведь что же, как не это самое, делают народы, подчиняясь учреждая и поддерживая организованное с военной властью правительство?


7

Для избавления людей от тех страшных бедствий вооружений и войн, которые они терпят теперь и которые всё увеличиваются и увеличиваются, нужны не конгрессы, не конференции, не трактаты и судилища, а уничтожение того орудия насилия, которое называется правительствами и от которых происходят величайшие бедствия людей.
Для уничтожения правительств нужно только одно: нужно, чтобы люди поняли, что то чувство патриотизма, которое одно поддерживает это орудие насилия, есть чувство грубое, вредное, стыдное и дурное, а главное -- безнравственное. Грубое чувство потому, что оно свойственно только людям, стоящим на самой низкой ступени нравственности, ожидающим от других народов тех самых насилий, которые они сами готовы нанести им; вредное чувство потому, что оно нарушает выгодные и радостные мирные отношения с другими народами и, главное, производит ту организацию правительств, при которых власть может получить и всегда получает худший; постыдное чувство потому, что оно обращает человека не только в раба, но в бойцового петуха, быка, гладиатора, который губит свои силы и жизнь для целей не своих, а своего правительства; чувство безнравственное потому, что, вместо признания себя сыном бога, как учит нас христианство, или хотя бы свободным человеком, руководящимся своим разумом, -- всякий человек, под влиянием патриотизма, признает себя сыном своего отечества, рабом своего правительства и совершает поступки, противные своему разуму и своей совести.
Стоит людям понять это, и само собой, без борьбы распадется ужасное сцепление людей, называемое правительством, и вместе с ним то ужасное, бесполезное зло, причиняемое им народам.
И люди уже начинают понимать это. Вот что пишет, например, гражданин Северо-Американских Штатов:
"Единственно -- чего мы просим все, мы, земледельцы, механики, купцы, фабриканты, учителя, -- это права заниматься нашими собственными делами. Мы имеем свои дома, любим наших друзей, преданы нашим семьям и не вмешиваемся в дела наших соседей, у нас есть работа, и мы желаем работать.
Оставьте нас в покое!
Но политиканы не хотят оставить нас. Они облагают нас налогами, поедают наше имущество, переписывают нас, призывают нашу молодежь к своим войнам.
Целые мириады живущих на счет государства зависят от государства, содержатся им, чтобы облагать нас налогами; а для того, чтобы облагать с успехом, содержатся постоянные войска Довод, что армия нужна для того, чтобы защищать страну, явный обман. Французское государство пугает народ, говоря, что немцы хотят напасть на него; русские боятся англичан; англичане боятся всех; а теперь в Америке нам говорят, что нужно увеличить флот, прибавить войска, потому что Европа может в каждый момент соединиться против нас. Это обман и неправда. Простой народ во Франции, Германии, Англии и Америке -- против войны. Мы желаем только, чтобы нас оставили в покое. Люди, имеющие жен, родителей, детей, дома, -- не имеют желания уходить драться с кем бы то ни было. Мы миролюбивы и боимся войны, ненавидим ее.
Мы хотим только не делать другим того, чего не хотели бы, чтобы нам делали.
Война есть непременное следствие существования вооруженных людей. Страна, содержащая большую постоянную армию, рано или поздно будет воевать. Человек, гордящийся своей силой в кулачном бою, когда-нибудь встретится с человеком, который считает себя лучшим бойцом, и они будут драться. Германия и Франция только ждут случая испытать друг против друга свои силы. Они дрались уже несколько раз и будут драться опять. Не то, чтобы их народ желал войны, но высший класс раздувает в них взаимную ненависть и заставляет людей думать, что они должны воевать, чтобы защищаться.
Людей, которые хотели бы следовать учению Христа, облагают налогами, оскорбляют, обманывают и затягивают в войны.
Христос учил смирению, кротости, прощению обид и тому, что убивать дурно. Писание учит людей не клясться, но "высший класс" заставляет нас клясться на писании, в которое не верит.
Как же нам освободиться от этих расточителей, которые не работают, но одеты в тонкое сукно с медными пуговицами и дорогими украшениями, которые кормятся нашими трудами, для которых мы обрабатываем землю?
Сражаться с ними?
Но мы не признаем кровопролития, да, кроме того, у них оружие и деньги, и они выдержат дольше, чем мы.
Но кто составляет ту армию, которая будет воевать с нами?
Армию эту составляем мы же, наши обманутые соседи и братья, которых уверили, что они служат богу, защищая свою страну от врагов. В действительности же наша страна не имеет врагов, кроме высшего класса, который взялся блюсти наши интересы, если только мы будем соглашаться платить налоги. Они высасывают наши средства и восстановляют наших истинных братьев против нас для того, чтобы поработить и унизить нас.
Вы не можете послать телеграмму своей жене или посылка своему другу, или дать чек своему поставщику, пока не заплатите налог, взимаемый на содержание вооруженных людей которые могут быть употреблены на то, чтобы убить вас, и которые несомненно посадят вас в тюрьму, если вы не заплатите.
Единственное спасение в том, чтобы внушать людям, что убивать нехорошо, учить их тому, что весь закон и пророке в том, чтобы делать другим то, что хочешь, чтобы тебе делали. Молчаливо пренебрегайте этим высшим классом, отказываясь преклоняться перед их воинственным идолом. Перестаньте поддерживать проповедников, которые проповедуют войну и выставляют патриотизм, как нечто важное.
Пусть они идут работать, как мы.
Мы верим в Христа, а они нет. Христос говорил то, что думал; они говорят то, чем они думают понравиться людям, имеющим власть -- "высшему классу".
Мы не будем поступать на службу. Не будем стрелять по их приказанию. Мы не будем вооружаться штыками против доброго, кроткого народа. Мы не будем по внушению Сесиль Родса стрелять в пастухов и земледельцев, защищающих свои очаги.
Ваш ложный крик: "волк, волк!" не испугает нас. Мы платим ваши налоги только потому, что принуждены делать это. Мы будем платить только до тех пор, пока принуждены это делать. Мы не будем платить церковные налоги ханжам, не десятой доли вашей лицемерной благотворительности, и мы будем при всяком случае высказывать свое мнение.
Мы будем воспитывать людей.
И всё время наше молчаливое влияние будет распространяться; и даже люди, уже набранные в солдаты, будут колебаться и отказываться сражаться. Мы будем внушать мысль что христианская жизнь в мире и благоволении лучше, чем жизнь борьбы, кровопролития и войны.
"Мир на земле!" --может наступить только тогда, когда люди отделаются от войск и будут желать делать другим то что хотят, чтобы им делали".
Так пишет гражданин Северо-Американских Штатов, и с разных сторон, в разных формах раздаются такие же голоса.
Вот что пишет немецкий солдат:
"Я совершил два похода вместе с прусской гвардией (1866--1870 гг.) и ненавижу войну от глубины души, так как она сделала меня невыразимо несчастным. Мы, раненые вояки, получаем большею частью такое жалкое вознаграждение, что приходится, действительно, стыдиться за то, что когда-то мы были патриотами. Я, например, получаю ежедневно 80 пфеннигов за мою простреленную при штурме в С. Прива 18 августа 1870 г. правую руку. Другой охотничьей собаке нужно больше для ее содержания. А я страдал целые годы от моей дважды простреленной правой руки. Уже в 1866 г. я участвовал в войне против Австрии, сражался у Траутенау и Кенигрипа и насмотрелся довольно-таки ужасов. В 1870 г. я, как находившийся в запасе, был призван вновь и, как я уже сказал, был ранен при штурме в С. Прива: правая рука моя была прострелена два раза вдоль. Я потерял хорошее место (я был ....тогда пивоваром) и потом не мог уже получить его опять. С тех пор мне уж больше никогда не удалось встать на ноги. Дурман скоро рассеялся, и вояке-инвалиду оставалось только кормиться на нищенские гроши и подаяние...
В мире, где люди бегают, как дрессированные звери, и не способны ни на какую другую мысль, кроме того, чтобы перехитрить друг друга, ради маммоны, в таком мире пусть считают меня чудаком, но я всё же чувствую в себе божественную мысль о мире, которая так прекрасно выражена в нагорной проповеди. По моему глубочайшему убеждению, война -- это только торговля в больших размерах, -- торговля честолюбивых и могущественных людей счастьем народов.
И каких только ужасов не переживаешь при этом! Никогда я их не забуду, этих жалобных стонов, проникающих до мозга костей.
Люди, никогда не причиняющие друг другу зла, умерщвляют друг друга как дикие звери, а мелкие рабские души замешивают доброго бога пособником в этих делах. Соседу моему в строю пуля раздробила челюсть. Несчастный совсем обезумел от боли. Он бегал, как сумасшедший, и под палящим летним зноем не находил даже воды для того, чтобы освежить свою ужасную рану. Наш командир кронпринц Фридрих (впоследствии благородный император Фридрих) писал тогда в своем дневнике: "Война -- это ирония на Евангелие..."
Люди начинают понимать тот обман патриотизма, в котором тик усердно стараются удержать их все правительства.


8

"Но что же будет, если не будет правительств?" -- говорят обыкновенно.
Ничего не будет; будет только то, что уничтожится то, что было давно уже не нужно и потому излишне и дурно; уничтожится тот орган, который, став ненужным, сделался вредным.
"Но если не будет правительств -- люди будут насиловать и убивать друг друга", -- говорят обыкновенно.
Почему? почему уничтожение той организации, которая возникла вследствие насилия и по преданию передавалась от поколения к поколению для произведения насилия, -- почему уничтожение такой потерявшей употребление организации сделает то, что люди будут насиловать и убивать друг друга? Казалось бы, напротив, уничтожение органа насилия сделает то, что люди перестанут насиловать и убивать друг друга.
Теперь есть люди, специально воспитываемые, приготовляемые для того, чтобы убивать и насиловать других людей, -- люди, за которыми признается право насиловать, и которые пользуются устроенной для этого организацией; и такое насилование и убивание считается, хорошим и доблестным делом, тогда же люди не будут для этого воспитываться, ни за кем не будет права насиловать других, не будет организации насилия, и, как это свойственно людям нашего времени, насилие и убийство будет всегда и для всех считаться дурным делом.
Если же и после уничтожения правительств будут происходить насилия, то, очевидно, они будут меньше, чем те, которые производятся теперь, когда есть специально для произведения насилия устроенные организации и положения, при которых насилия и убийства признаются хорошими и полезными.
Уничтожение правительств только уничтожит по преданию переходящую, ненужную организацию насилия и оправдание его.
"Не будет ни законов, ни собственности, ни судов, ни полиции, ни народного образования", -- говорят обыкновенно, умышленно смешивая насилия власти с различными деятельностями общества.
Уничтожение организации правительств, учрежденных для произведения насилия над людьми, никак не влечет за собой уничтожения ни законов, ни суда, ни собственности, ни полицейских ограждений, ни финансовых устройств, ни народного образования. Напротив, отсутствие грубой власти правительств, имеющих цель поддержать только себя, будет содействовать общественной организации, не нуждающейся в насилии. И суд, и общественные дела, и народное образование, всё это будет в той мере, в которой это нужно народам; уничтожится только то, что было дурно и мешало свободному проявлению воли народов.
Но если и допустить, что при отсутствии правительств произойдут смуты и внутренние столкновения, то и тогда положение народов было бы лучше, чем оно теперь. Положение народов теперь таково, что ухудшение его трудно себе представить. Народ весь разорен, и разорение неизбежно должно идти, усиливаясь. Все мужчины обращены в военных рабов и всякую минуту должны ждать приказа идти убивать и быть убиваемыми. Чего же еще ждать? Того, чтобы разоренные народы вымирали с голода? Это уже начинается в России, Италии и Индии. Или того, чтобы, кроме мужчин, забрали в солдаты и женщин? В Трансваале и это уже начинается.
Так что, если бы и действительно отсутствие правительств означало анархию (чего оно вовсе не означает), то и тогда никакие беспорядки анархии не могли бы быть хуже того положения, до которого правительства уже довели свои народами и к которому они ведут их.
И потому не может не быть полезным для людей освобождение от патриотизма и уничтожение зиждущегося на нем деспотизма правительств.


9

Опомнитесь, люди, и, ради всего блага и телесного, и духовного и такого же блага ваших братьев и сестер, остановитесь, одумайтесь, подумайте о том, что вы делаете!
Опомнитесь и поймите, что враги ваши не буры, не англичане, не французы, не немцы, не чехи, не финляндцы, не русские, а враги ваши, одни враги -- вы сами, поддерживающие своим патриотизмом угнетающие вас и делающие ваши несчастия правительства.
Они взялись защищать вас от опасности и довели это мнимое положение защиты до того, что вы все стали солдатами, рабами, все разорены, всё более и более разоряетесь и всякую минуту можете и должны ожидать, что натянутая струна лопнет, начнется страшное избиение вас и ваших детей.
И как бы велико ни было избиение и чем бы оно ни кончилось, положение останется то же. Так же и еще с большей напряженностью правительства будут вооружать и разорять, и развращать вас и детей ваших, и остановить, предупредить это никто не поможет вам, если вы сами не поможете себе.
Помощь же только в одном -- в уничтожении того страшного сцепления конуса насилия, при котором тот или те, кому удастся взобраться на вершину этого конуса, властвуют над всем народом и тем вернее властвуют, чем более они жестоки и бесчеловечны, как это мы знаем по Наполеонам, Николаям I, Бисмаркам, Чемберленам, Родсам и нашим диктаторам, правящим народами от имени царя.
Для уничтожения же этого сцепления есть только одно средство -- пробуждение от гипноза патриотизма.
Поймите, что всё то зло, от которого вы страдаете, вы сами себе делаете, подчиняясь тем внушениям, которыми обманывают вас императоры, короли, члены парламентов, правители, военные, капиталисты, духовенство, писатели, художники, -- все те, которым нужен этот обман патриотизма для того, чтобы жить вашими трудами.
Кто бы вы ни были -- француз, русский, поляк, англичанин, ирландец, немец, чех -- поймите, что все ваши настоящие человеческие интересы, какие бы они ни были -- земледельческие, промышленные, торговые, художественные или ученые, все интересы эти так же, как и удовольствия и радости, ни в чем не противоречат интересам других народов и государств, и что вы связаны взаимным содействием, обменом услуг, радостью широкого братского общения, обмена не только товаров, но мыслей и чувств с людьми других народов.
Поймите, что вопросы о том, кому удалось захватить Вей Хай-вей, Порт-Артур или Кубу, -- вашему правительству или другому, для вас не только безразличны, но всякий такой захват, сделанный вашим правительством, вредит вам потому, что неизбежно влечет за собой всякого рода воздействия на вас вашего правительства, чтобы заставить вас участвовать в грабежах и насилиях, нужных для захватов и удержания захваченного. Поймите, что ваша жизнь нисколько не может улучшиться оттого, что Эльзас будет немецкий или французский, а Ирландия и Польша свободны или порабощены; чьи бы они ни были, вы можете жить где хотите; даже если бы вы были эльзасец, ирландец или поляк, -- поймите, что всякое ваше разжигание патриотизма будет только ухудшать ваше положение, потому что то порабощение, в котором находится ваша народность, произошло только от борьбы патриотизмов, и всякое проявление патриотизма в одном народе увеличивает реакцию против него в другом. Поймите, что спастись от всех ваших бедствий вы можете только тогда, когда освободитесь от отжившей идеи патриотизма и основанной на ней покорности правительствам и когда смело вступите в область той высшей. идеи братского единения народов, которая давно уже вступила в жизнь и со всех сторон призывает вас к себе.
Только бы люди поняли, что они не сыны каких-либо отечеств и правительств, а сыны бога, и потому не могут быть ни рабами, ни врагами других людей, и сами собой уничтожатся те безумные, ни на что уже не нужные, оставшиеся от древности губительные учреждения, называемые правительствами, и все те страдания, насилия, унижения и преступления, которые они несут с собой.

Лев Толстой.
Пирогово, 10 мая 1900 г.



@темы: (само)образование, bookовое

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
Журнал "Толстовский Листок - Запрещенный Толстой", выпуск первый, издание второе, Издательство "Пресс-Соло", Москва, 1995.


Вера есть смысл, даваемый жизни, есть то, что дает силу, направление жизни. Каждый живущий человек находит этот смысл и живет на основании его. Если не нашел, - то он умирает. В искании этом человек пользуется всем тем, что выработало все человечество.
Все это, выработанное человечеством, называется откровением. Откровение есть то, что помогает человеку понять смысл жизни. Вот отношение человека к вере.
Что ж за удивительная вещь? Являются люди, которые из кожи лезут вон для того, чтобы другие люди пользовались непременно этой, а не той формой откровения. Не могут быть покойны, пока другие не примут их, именно их форму откровения, проклинают, казнят, убивают всех, кого могут, из несогласных. Другие делают то же самое - проклинают, казнят, убивают всех, кого могут, из несогласных. Третьи - то же самое. И так все друг друга проклинают, казнят, убивают, требуя, чтобы все верили, как они. И выходит, что их сотни вер, и все проклинают, казнят, убивают друг друга.
Я сначала был поражен тем, как такая очевидная бессмыслица, такое очевидное противоречие не уничтожит самую веру? Как могли оставаться люди верующие в этом обмане?
И действительно, с общей точки зрения это непостижимо и неотразимо доказывает, что всякая вера есть обман, и что все это суеверия, что и доказывает царствующая теперь философии. Глядя с общей точки зрения, и я неотразимо пришел к признанию того, что все веры - обманы людские, но я не мог не остановиться на соображении о том, что самая глупость обмана, очевидность его и вместе с тем то, что все-таки все человечество поддается ему, что это самое показывает, что в основе этого обмана лежит что-то необманчивое. Иначе все так глупо, что нельзя обманываться. Даже эта общая всему человечеству, истинно живущему, поддача себя под обман заставила меня признать важность того явления, которое служит причиной обмана. И вследствие этого убеждения я стал разбирать учение христианское, служащее основой обману всего христианского человечества.
Так выходит с общей точки зрения; но с личной точки зрения, с той, вследствие которой каждый человек и я, для того чтобы жить, должен иметь веру в смысл жизни и имеет эту веру,-это явление насилия в деле веры еще более поразительно своей бессмыслицей.
В самом деле, как, зачем, кому может быть нужно, чтобы другой не только верил, но и исповедывал бы свою веру так же, как я? Человек живет, стало быть знает смысл жизни. Он установил свое отношение к Богу, он знает истину истин, и я знаю истину истин. Выражение их может быть различно (сущность должна быть одна и та же - мы оба люди). Как, зачем, что может меня заставить требовать от кого бы то ни было, чтобы он выражал свою истину непременно так, как я?
Заставить человека изменить свою веру я не могу ни насилием, ни хитростью, ни обманом (ложные чудеса).
Вера есть его жизнь. Как же я могу отнять у него его веру и дать ему другую? Это все равно, что вынуть из него сердце и вставить ему другое. Я могу сделать это только тогда, когда вера и моя, и его -слова, а не то, чем он живет, - нарост, а не сердце. Этого нельзя сделать и потому, что нельзя обмануть или заставить верить человека в то, во что он не верит, и нельзя потому, что тот, кто верит, - т. е. установил свои отношения с Богом и потому знает, что вера есть отношение человека к Богу, - не может желать установить отношения другого человека с Богом посредством насилия или обмана. Это невозможно, но это делается, делалось везде и всегда; т.е. делаться это не могло, потому что это невозможно, но делалось и делается что-то такое, что очень похоже на это; делалось и делается то, что люди навязывают другим подобие веры, и другие принимают это подобие веры, - подобие веры, т.е. обман веры.
Вера не может себя навязывать и не может быть принимаема ради чего-нибудь: насилия, обмана или выгоды; а потому это не вера, а обман веры. И этот-то обман веры есть старое условие жизни человечества.
В чем же состоит этот обман и на чем он основан? Чем вызван для обманывающих и чем держится для обманутых?
Не буду говорить о браманизме, буддизме, конфуцианстве, магометанстве, в которых были те же явления, не потому, чтобы невозможно было и здесь найти то же. Для каждого, читавшего об этих религиях, будет ясно, что то же совершалось и в тех верах, что и в христианстве; но буду говорить исключительно о христианстве, как о вере нам известной, нам нужной и дорогой. В христианстве весь обман построен на фантастическом понятии церкви, ни на чем не основанном и поражающем с начала изучения христианства своей неожиданной и бесполезной бессмыслицей.
Из всех безбожных понятий и слов нет понятия и слова более безбожного, чем понятие церкви. Нет понятия, породившего больше зла, нет понятия более враждебного учению Христа, как понятие церкви.
В сущности, слово зкклезия значит собрание и больше ничего и так употреблено в Евангелиях. В языках всех народов слово зкклезия означает дом молитвы. Дальше этих значений, несмотря на 1500-летнее существование обмана церкви, слово это не проникло ни в какой язык. По определениям, которые дают этому слову те жрецы, которым нужен обман церкви, оно выходит не что иное, как предисловие, говорящее: все, что я теперь буду говорить, все истина, и если не поверишь, то я тебя сожгу, или прокляну и всячески обижу. Понятие это есть софизм, нужный для некоторых диалектических целей, и остается достоянием тех, которым оно нужно. В народе, не только в народе, а в обществе и в среде образованных людей, несмотря на то, что этому учат в катехизисах, понятия этого нет совсем.
Определение это (как ни совестно серьезно разбирать его, надо это сделать, потому что столько людей так серьезно выдают его за что-то важное) -определение это совершенно ложно. Когда говорят, что церковь есть собрание истинно верующих, то, собственно, ничего не говорят (не говоря уж о фантастических мертвых), потому что если я скажу, что капелла есть собрание всех истинных музыкантов, то я ничего не сказал, если не сказал, что я называю истинными музыкантами. По богословию же оказывается, что истинно верующие - те, которые следуют учению церкви, т.е. находятся в церкви. Не говоря уже о том, что истинных таких вер сотни, определение ничего не говорит и, казалось бы, даже бесполезно, как определение капеллы собранием истинных музыкантов; но тотчас же за этим виднеется конец ушка. Церковь истинна и едина, и в ней пастыри и паства; и пастыри, Богом установленные, учат этому истинному и единому учению, т.е. "Ей-Богу, все, что мы будем говорить, все истинная правда". Больше ничего нет. Обман весь в этом, в слове и понятии церкви. И смысл этого обмана только тот, что есть люди, которые без памяти хочется учить других своей вере.
Для чего же им так хочется учить своей вере других людей? Если бы у них была истинная вера, они бы знали, что вера есть смысл жизни, отношение с Богом, устанавливаемое каждым человеком, и что потому нельзя учить вере, а только обману веры. Но они хотят учить. Для чего? Самый простой ответ был бы тот, что попу нужны лепешки и яйца, архиерею - дворец, кулебяка и шелковая ряса. Но этот ответ недостаточен.
Таков, без сомнения, внутренний, психологический повод к обману, повод, поддерживающий обман. Но как, разбирая, каким образом мог один человек (палач) решиться убивать другого человека, против которого он не имеет никакой злобы, было бы недостаточно сказать, что палач убивает потому, что ему дают водки, калачи и красную рубаху, точно так же недостаточно сказать, что киевский митрополит с монахами набивает соломой мешки, называя их мощами угодников, только для того, чтобы иметь 30 тысяч дохода. И то, и другое действие слишком ужасно и противно человеческой природе для того, чтобы такое простое, грубое объяснение могло быть достаточно. Как палач, так и митрополит, объясняя свой поступок, приведут целый ряд доказательств, которых главная основа будет историческое предание. "Человека надо казнить. Казнили с тех пор, как свет стоит. Не я, так другой. Я сделаю это, надеюсь, с Божьей помощью, лучше, чем другой". Так же скажет митрополит: "Внешнее богопочитание нужно. С тех пор, как свет стоит, почитали мощи угодников. Пещерные мощи почитают, ходят сюда. Не я, так другой будет хозяйничать над ними. Я, с Божьей помощью, надеюсь богоугоднее употребить эти деньги, вырученные кощунственным обманом".
Чтобы понять обман веры, надо пойти к его началу и источнику. Мы говорим о том, что знаем о христианстве. Обратясь к началу христианского учения, в Евангелиях мы находим учение, прямо исключающее внешнее богопочитание, осуждающее его и в особенности ясно, положительно отрицающее всякое учительство. Но от времени Христа, приближаясь к нашему времени, мы находим отклонение учения от этих основ, положенных Христом. Отклонение это начинается со времен апостолов, особенно охотника до учительства Павла; и чем дальше распространяется христианство, тем больше и больше оно отклоняется и усваивает себе приемы того самого внешнего богопочитания и учительства, отрицание которого так положительно выражено Христом. Но в первые времена христианства понятие церкви употребляется только как представление о всех тех разделяющих то верование, которое я считаю истинным, - понятие совершенно верное, если оно не включает в себя выражение верований словами, но всей жизнью, так как верование не может быть выражено словами.
Употреблялось еще понятие истинной церкви, как довод против разногласящих, но до царя Константина и Никейского собора церковь есть только понятие, со времени же царя Константина и Никейского собора церковь становится делом, и делом обмана. Начинается тот обман митрополитов с мощами, попов с евхаристиею, Иверских, синодов и т.п., которые так поражают и ужасают нас и не находят достаточного объяснения, по своему безобразию, в одной выгоде этих лиц. Обман этот старый, и он начался не из одних выгод частных лиц. Нет такого человека изверга, который бы решился это делать, если бы он был первый и если бы не было других причин. Причинны, приведшие к этому, были недобрые. "По плодам узнаете их". Начало было зло - ненависть, человеческая гордость, вражда против Ария и других; и другое, еще большее зло - соединение христиан с властью. Власть - Константин царь, по языческим понятиям стоящий на высоте величия человеческого (их причитали к богам), принимает христианство, подает пример всему народу, обращает народ и подает руку помощи против еретиков и уставляет посредством вселенского собора единую правую христианскую веру.
Христианская кафолическая вера установлена навсегда. Так естественно было поддаться на этот обман, и до сих пор еще так верят в спасительность этого события. А это было то событие, где большинство христиан отреклось от своей веры; это были те росстани, где огромное большинство пошло с христианским именем по языческой дороге и идет до сих пор. Карл Великий, Владимир продолжают то же. И обман церкви идет до сих пор, обман, состоящий в том, что принятие властью христианства нужно для тех, которые понимали букву, а не дух христианства, потому что принятие христианства без отречения от власти есть насмешка над христианством и извращение его.
Освящение власти государственной есть кощунство, есть погибель христианства. Проживя 1500 лет под этим кощунственным союзом мнимого христианства с государством, надо сделать большое усилие, чтобы забыть все сложные софизмы, которыми 1500 лет, везде в угоду власти, изуродовав все учение Христа, чтобы оно могло ужиться с государством, пытались объяснить святость, законность государства и возможность его быть христианским. В сущности же слова "христианское государство" есть то же, что слова: теплый, горячий лед. Или нет государства, или нет христианства.
Для того, чтобы ясно понять это, надо забыть все те фантазии, в которых мы старательно воспитываемся, и прямо спрашивать о значении тех наук исторических и юридических, которым все учат. Основ эти науки не имеют никаких. Все эти науки не что иное, как апология насилия.
Пропустив истории персов, мидян и т.д., возьмем историю того государства, которое первое составило союз с христианством.
Было разбойничье гнездо в Риме; оно разрослось грабительством, насилием, убийством; оно завладело народами. Разбойники и потомки их, с атаманами, которых называли то Кесарем, то Августом, во главе, - грабили и мучили народы для удовлетворения своих похотей. Один из наследников этих разбойничьих атаманов, Константин, начитавшись книг и пресытившись похотной жизнью, предпочел некоторые догматы христианства прежним верованиям. Принесению людских жертв он предпочел обедню, почитанию Аполлона, Венеры и Зевса он предпочел единого Бога с сыном Христом и велел ввести эту веру между теми, которых он держал под своей властью.
"Цари властвуют над народами, между вами да не будет так. Не убей, не прелюбодействуй, не имей богатств, не суди, не присуждай. Терпи зло". Всего этого никто не сказал ему. "А ты хочешь называться христианином и продолжать быть атаманом разбойников, бить, жечь воевать, блудить, казнить, роскошествовать? Можно".
И они устроили ему христианство. И устроили очень покойно, даже так, что и нельзя было ожидать. Они предвидели, что, прочтя Евангелие, он может хватиться, что там требуется все это, т.е. жизнь христианская, кроме построения храмов и хождения в них. Они предвидели это и внимательно устроили ему такое христианство, что он мог, не стесняясь, жить по-старому, по-язычески. С одной стороны - Христос, сын Бога, затем только и приходил, чтобы его и всех искупить. Оттого, что Христос умер, Константин может жить, как хочет. А этого мало - можно покаяться и проглотить кусочек хлебца с вином, это будет спасенье, и все простится. Мало того, - они еще его власть разбойничью освятили и сказали, что она от Бога, и помазали его маслом. Зато и он им устроил, как они хотели - собрание попов, и велел сказать, какое должно быть отношение каждого человека к Богу, и каждому человеку велел так повторять.
И все стали довольны, и вот 1500 лет эта самая вера живет на свете, и другие разбойничьи атаманы ввели ее, и все они помазаны, и все, все от Бога. Если какой злодей пограбит всех, побьет много народа, его они помажут - он от Бога. У нас мужеубийца, блудница была от Бога, у французов - Наполеон. А попы, зато - не только уж от Бога, но почти сами боги, потому что в них сидит дух святой. И в папе, и в нашем синоде с его командирами-чиновниками.
И как какой помазанник, т.е. атаман разбойников, захочет побить чужой и свой народ, - сейчас ему сделают святой воды, покропят, крест возьмут (тот крест, на котором умер нищий Христос за то, что он отрицал этих самых разбойников) и благословят побить, повесить, голову отрубить.
И все бы хорошо, да не умели и тут согласиться и стали помазанники друг друга называть разбойниками (то, что они и есть), и стали попы друг друга называть обманщиками (то, что они и есть); а народ стал прислушиваться и перестал верить и в помазанников, и в хранителей св. духа, а выучился у них же называть их, как следует и как они сами себя называют, т.е. разбойниками и обманщиками.
Но о разбойниках только пришлось к слову, потому что они развратили обманщиков. Речь же об обманщиках, мнимых христианах. Такими они сделались от соединения с разбойниками. И не могло быть иначе. Они сошли с дороги с той первой минуты, как освятили первого царя и уверили его, что он своим насилием может помочь вере, - вере о смирении, самоотвержении и терпении обид. Вся история настоящей церкви, не фантастической, т.е. история иерархии под властью царей есть ряд тщетных попыток этой несчастной иерархии сохранить истину учения, проповедуя ее ложью и на деле отступая от нее. Значение иерархии основано только на учении, которому она хочет учить. Учение говорит о смирении, самоотречении, любви, нищете; но учение проповедуется насилием и злом.
Для того, чтобы иерархии было чему учить, чтобы были ученики, нужно не отрекаться от учения, но для того, чтобы очистить себя и свою незаконную связь с властью, нужно всякими соображениями скрыть сущность учения. А для этого нужно перенести центр тяжести учения не на сущность учения, а на внешнюю сторону его. И это самое делает иерархия.
Так вот: источник того обмана веры, который проповедуется церковью, источник его есть соединение иерархии, под именем церкви, с властью - насилием. Источник же того, что люди хотят научить других людей вере, в том, что истинная вера обличает их самих и им нужно вместо истинной веры подставить свою вымышленную, которая бы их оправдывала.
Истинная вера везде может быть, только не там, где она явно насилующая, - не в государственной вере. Истинная вера может быть во всех так называемых расколах, ересях, но наверное не может быть только там, где она соединилась с государством. Странно сказать, но название "православная, католическая, протестантская" вера, как эти слова установились в обыкновенной речи, значат не что иное, как вера, соединенная с властью, т.е. государственная вера и потому ложная.
Понятие церкви, т.е. единомыслия многих, большинства, и вместе с тем близость к источнику учения в первые два века христианства, был только один из плохих внешних доводов. Павел говорил: "Я знаю от самого Христа". Другой говорил: "Я знаю от Луки". И все говорили: мы думаем верно, и доказательство того, что мы верно думаем, то, что нас большое собрание, зкклезия, церковь. Но только с собора в Никее, устроенного царем, начался - для части исповедующих одно и то же учение - прямой и осязательный обман. "Изволися нам и св. духу", - стали говорить тогда. Понятие церкви стало уже не только плохой аргумент, а стало для некоторых власть. Оно соединилось с властью и стало действовать, как власть. И все то, что соединилось с властью и подпало ей, перестало быт верой, а стало обманом.
Чему учит христианство, понимая его как учение какой бы то ни было церкви или всех церквей?
Как хотите разбирайте, смешивая или подразделяя, но тотчас же все учение христианское распадется на два резкие отдела: учение о догматах, начиная с божественности сына, духа, отношения этих лиц, до евхаристии с вином или без вина, пресного или кислого хлеба, - в на нравственное учение смирения, нестяжательности, чистота телесной, семейной, неосуждения и освобождения от неволи уз, миролюбия. Как ни старались учители церкви смешать эти две стороны учения, они никогда не смешивались, и как масло от воды, всегда были врозь - каплями большими и малыми.
Различие этих двух сторон учения ясно для каждого, и каждый может проследить плоды той и другой стороны учения в жизни народов, и по этим плодам может заключить о том, какая сторона более важна и, если можно сказать, более истинна, то какая более истинна? Посмотришь на историю христианства с этой стороны - и ужас нападет на тебя. Без исключения с самого начала и до самого конца, до нас, куда ни посмотришь, на какой ни взглянешь догмат, хоть с самого начала - догмат божественности Христа - и до сложения перстов, до причастия с вином или без вина, - плоды всех этих умственных трудов на разъяснение догматов: злоба, ненависть, казни, изгнания, побоища жен и детей, костры, пытки. Посмотришь на другую сторону - нравственного учения, от удаления в пустыню для общения с Богом до обычая подавать калачи в острог, и плоды этого - все наши понятия добра, все то радостное, утешительное, служащее нам светочем в истории.
Заблуждаться тем, перед глазами которых не выразились ясно еще плоды того и другого, можно было, и нельзя было не заблуждаться. Можно было заблуждаться и тем, которые искренно вовлечены были в эти споры о догматах, не заметив того, что они этими догматами служат дьяволу, а не Богу, не заметив того, что Христос прямо говорил, что он пришел разрушить все догматы; можно было заблуждаться и тем, которые, унаследовав предания важности этих догматов, получили такое превратное воспитание умственное, что не могут видеть своей ошибки; можно и тем темным людям, для которых догматы эти не представляют ничего, кроме слов или фантастических представлений, но нам, для которых открыт первый смысл Евангелия, отрицающего всякие догматы, нам, имеющим перед глазами плоды в истории этих догматов, нам нельзя уж ошибаться. История для нас - поверка истинности учения, поверка даже механическая.
Догмат непорочного зачатия богородицы - нужен он или нет? Что от него произошло? Злоба, ругательства, насмешки. А польза была? Никакой. Учение о том, что не надо казнить блудницу, нужно или нет? Что от него произошло? Тысячи и тысячи раз люди были смягчены этим напоминанием.
Другое: в догматах каких бы то ни было все согласны? - Нет. - В том, чтобы просящему дать? - Все.
И вот первое - догматы, в чем никто не согласен, что никому не нужно, что губит людей, это-то иерархия выдавала и выдает за веру; а второе, то, в чем все согласны, что всем нужно и что спасает людей, этого, хотя и не смела отрицать иерархия, но не смела и выставлять, как учение. ибо это учение отрицало ее самое.



@темы: (само)образование, bookовое

Я буду петь и колдовать, пока смеётся это Солнце...
Вот это да. Вот это я прокачал скилл волеприложения. Сел, сделал работу в универ за каких-то пять часов и даже не упал в депрессию! Редкий случай, когда я воистину собой горжусь.
Ну а теперь, как я себе и обещал, наступает вторая половина дня, посвящённая творческих песням, пляскам и всему такому прекрасному. Пойду, для разгона почитаю Толстого.

И да. Помните:




@темы: с иллюстрациями, восторги и эмоциональный перегруз, изо дня в день