РР. Цитаты из велопутешествия по Ирландии

Тудаблин. Начало
Нетудаблин. Продолжение
Никудаблин. Окончание


24 июля, Дублин, тот же паб. Юлия Вишневецкая:
…Максим и Егор играют в слова:
– Дождь.
– Дождь.
– Дождь!
– Дерьмо!
– Ирландия!
– Рашка!
– Ирлашка!
– Валить из Ирлашки!

24 июля, Талбот Стрит. Егор Мостовщиков:
Если бы я должен был написать заметку о том, каково мне каталось на велосипеде по Ирландии, я бы назвал ее «Ирландия через запотевшие очки».

– Знаете, кто тут самый злостный нарушитель правил дорожного движения? Некий гражданин Права Язды. Местная полиция его ловила очень долго, пока им наконец не объяснили, что Права Язды – это «водительские права» по-польски. Они приняли заголовок этого документа за имя-фамилию и много месяцев регистрировали на этого «гражданина» все нарушения польских водителей.

The woods are lovely dark and deep
But I have promises to keep
And miles to go before I sleep.

Покосившись на нас, король улыбнулся одним уголком рта.
- Ну и как господин Путин поживает?
Говорить о господине Путине надоело уже на второй день пребывания в Ирландии. Сегодня же, уже переговорив о нем с немцами, нам совершенно не хотелось продолжать эту тему и в разговоре с королем.
- Как-то вы тут все забыли про зиму, медведей и водку, - съязвили мы.
- Не ведь Путин и правда очень интересный человек, - парировал король. - Думаю, что России нужен strong man.
- Уже нет.
- Боюсь, что еще да. Помните, вы очень молодая страна.
- Даже мы старше нашей страны.
- Верно, - король задумался, он искал в памяти то, что хотел сказать. - Когда Ирландия была совсем молодой у нас тоже был strong man. Он был нужен, и во многом благодаря ему мы стали страной. Правда, потом он набрал столько власти, что всем надоел. Anyway его потом пристрелили, - его высочество улыбнулось, жесткую иронию прочесть труда не составило.

клубе выступала какая-то местная рок-группа, мы напились текилы и стали прыгать перед сценой в толпе прочих прыгающих перед сценой (откуда только силы взялись после 80 км пути!) После минут сорока таких физических упражнений вокалист объявил последнюю песню. Эта песня тоже оказалась вполне зажигательной и мы с Вишневецкой продолжили подпрыгивать в пространство. Но на этот раз было что-то не так. Люди вокруг нас больше не прыгали. Более того, они выпрямились по струнке, сложили руки на животиках и приняли суперсерьезный вид. Некоторые даже смотрели на нас с явным осуждением. На всякий случай, мы прекратили радоваться и тоже сложили руки на животиках. Бабушка в кедах, которая весь вечер скакала рядом с нами, снисходительно улыбнулась и произнесла:
- Ладно, ребята, не парьтесь. Я год назад, когда сюда только приехала, точно так же облажалась.

Город Дингл – это три улицы у моря, там есть кафе, где продают самодельное мороженое с морской солью (лечит, кстати, лучше любого горячего виски), один супермаркет, причал, рыболовный катер «Карина» и кинотеатр «Феникс», продающий, к тому же, VHS-кассеты, где мы с Мартемьяновым вечером посмотрели фильм «Темный Рыцарь: Возрождение легенды» (фильм похож на 3-х часовой трейлер), а также немолодой американец Чак, работающий в хостеле Hideout портье. Чак любит выйти на крыльцо, закурить самокрутку, сильно затянуться, отбросить за уши свои седы кудри, поправить круглые очки, посмотреть на небо и сказать: «Ебаная погода. Какая же, блядь, ебаная погода. Ебаный прогноз погоды. Какие волны! Если бы не моя сломанная шея, я бы бросил сейчас все к чертовой матери и пошел кататься на доске, потому что какая же ебаная погода!». Боже, храни Ирландию.

Вот например текст молитвы «Отче наш» в переводе на трэвеллерский (цитируется по книге Иана Хэнкока «Shelta and Polari», 1984)
Our gathra,
who cradgies in the manyak-norch,
we turry kerrath about your moniker.
Let's turry to the norch where your jeel cradgies,
and let your jeel shans get greydied nosher same as it is where you cradgie.
Bug us eynik to lush this thullis,
and turri us you're nijesh sharrig for the gammy eyniks we greydied
just like we ain't sharrig at the gammi needies that greydi the same to us.
Nijesh let us soonie eyniks that'll make us greydi gammy eyniks,
but solk us away from the taddy.
Как видите, от английского языка остались только предлоги и местоимения.

@темы: (c), (само)образование, восторги и эмоциональный перегруз

---

/

и тут я понял, что безвозвратно утерял нить политических событий последнего года...

— И Болотная площадь, и белые ленты, и даже акция Pussy Riot — все это было сделано с оглядкой на Медведева! — развивает эту мысль в беседе с «РР» ультраконсервативный философ, один из организаторов пропутинского митинга на Поклонной горе Александр Дугин. — Все это делали ­люди, которые рассчитывали на «Перестройку-2». Они могут ругать Медведева за непоследовательность, недостаток либерализма, дружбу с Путиным. Могут раз за разом в нем разочаровываться, но это их кандидат, их «почти Горбачев», «почти Ельцин», «почти Навальный». Они его воспринимают как своего человека во власти, который вынужден корректировать поведение из-за высокого статуса. И в общем даже не важно, ошибаются они или нет в таком восприятии Медведева, но на Путина атака идет именно с этой стороны. (c) РР

@темы: (c)

---

^___^

Это цитата сообщения Marvin Оригинальное сообщениеМилый Гамлет.

@темы: с иллюстрациями, Цитаты

---

ЙЕП

Это цитата сообщения Marvin Оригинальное сообщениеДержи.

@темы: с иллюстрациями, Цитаты

---

с добрым утром

ну вот и начались мои рабочие будни.)

@темы: изо дня в день

---

лесной фоткопост

полюбившиеся мне цветы, читающие мы и лес.

@темы: с иллюстрациями, изо дня в день

---

забрёл на информационный сайт Швеции, вычитал:

"Партия Центра хотела бы отменить действующие ныне правила для доноров - гомосексуалистов, по которым лишь мужчины, воздерживающиеся от однополых сексуальных связей, в течение года, имеют право быть донорами крови. По словам лидера партии Анни Лёф медикам, вместо этого, следовало бы пытаться отслеживать любое рискованное сексуальное поведение граждан, в независимости от их сексуальной ориентации. Предложение было отклонено Всешведским союзом сексуального равноправия RFSL".(с)

Это... как вообще?!
Союз сексуального равноправия отклонил равноправие? D

@темы: каламбур, (c)

---

Европейские имена и их значения

kurufin.ru/index.html

@темы: Ссылка, (c), (само)образование

---

Пуританское имятворчество

оффтоп: я нашёл этот прекрасный сайт, а на нём эту прекрасную статью и... выпал. что с этими людьми не так?!

В XVI веке Англия становится протестантской страной. Новообращенные протестанты, как и всякие неофиты, пытались порвать "с проклятым католическим прошлым" любым доступным способом. Чтобы как можно больше отличаться от католиков, они решительно отказались давать детям имена из святцев и начали искать другие источники. Источники нашлись быстро: в моду вошли имена из Ветхого и Нового Заветов: Сэмюэл (Самуил), Эбрахам (Авраам), Сара, Бенджамин (Вениамин), Дебора (Девора), Инек (Енох). Иногда в поисках имени "покрасивше" не слишком грамотные родители попадали впросак: так, многих девочек начали называть Дилайлами (Dalilah), хотя Далила, предавшая Самсона за тысячу сто сиклей серебра, вряд ли может считаться положительным персонажем не то что с точки зрения веры, но и простой порядочности.

Те, кому библейских источников показалось мало, начали изобретать имена сами: Черити (благотворительность), Честити (непорочность), Верити (истина), Мерси (милосердие). Особенно богатой фантазией обладали пуритане - последователи кальвинизма, считавшие, что англиканская церковь еще недостаточно освободилась от пережитков католицизма и нуждается в дальнейшем реформировании. Как и всякие радикалы, пуритане часто хватали через край, что и сказалось в их имятворчестве: детей начинают называть Everlasting-Mercy (Бесконечное-Милосердие), Sorry-for-Sin (Сожалею-О-Грехе), Faith-My-Joy (Вера-Моя-Радость).

Впрочем, это еще цветочки. Некий пуританин по фамилии Робинсон был настолько впечатлен библейской историей о том, как Самуил изрубил мечом амаликитского царя Агага, что дал своему сыну имя Руби-Агага-На-Куски-Перед-Лицом-Господа (Hew-Agag-in-pieces-before-the-Lord). Другой пуританин гордо подписывался Овадия-Закуй-Их-Царей-В-Цепи-И-Их-Вельмож-В-Кандалы Нидхем (Obadiah-bind-their-kings-in-chain-and-their-nobles-in-arons Needham).

Вот еще несколько образчиков подобного имятворчества (вместе с фамилиями):

Изучай-Писание Мортон (Search-the-Scriptures Moreton)
Божья-Работа Фармер (The-Work-of-God Farmer)
Будь-Благодарен Мэйнард (Be-Thankful Maynard)
Вознесись-Поскорее Стрингер (Stand-Fast-on-High Stringer)
Борись-За-Добро-Борись-За-Веру Уайт (Fight-the-Good-Fight-of-Faith White)
Избегай-Прелюбодеяния Эндрюс (Flie-Fornication Andrews)
Слава-Богу Пенниман (Glory-be-to-God Penniman)
Божие-Воздаяние Смарт (God-Reward Smart)

Разумеется, нормально жить с такими именами было невозможно. Людям с именами Обуздай-Грех (Tamesine) и Преуспевай-В-Труде (Prosper-Thy-Work) еще повезло: первое на слух было похоже на женское имя Томазина (Thomasina, Thomasine), а второе можно было сократить до традиционного имени Проспер (Prosper). А вот девочку по имени Через-Многие-Испытания-Мы-Войдем-В-Царствие-Небесное Крэбб (Through-Much-Tribulations-We-Enter-into-the-Kingdom-of-Heaven Crabb) домашним приходилось сокращать просто до Tribulation (Испытание), или, ласково - Tribby (Трибби).

Хвали-Бога Бэрбоун (Praise-God Barebone)Один из знаменитых английских проповедников эпохи Кромвеля носил крайне благочестивое имя Хвали-Бога Бэрбоун (Praise-God Barebone). У него было три брата, которых звали Бойся-Бога Бэрбоун (Fear-God Barebone), Иисус-Христос-Пришел-В-Мир-Чтобы-Спасти-Его Бэрбоун (Jesus-Christ-came-into-the-world-to-save Barebone) и Если-Бы-Христос-Не-Умер-За-Тебя-Ты-Был-Бы-Проклят Бэрбоун (If-Christ-had-not-died-for-thee-thou-hadst-been-damned Barebone). Последний иногда подписывался просто-напросто "доктор Проклят Бэрбоун" (Dr. Damned Barebone).

Видимо, именно в честь брата Хвали-Бога Бэрбоун назвал своего сына Пока-Иисус-Не-Умер-За-Тебя-Ты-Был-Проклят (Unless-Jesus-Christ-Had-Died-For-Thee-Thou-Hadst-Been-Damned). Но сын благочестивого проповедника не разделял вкусов папаши и впоследствии сменил свое экстраординарное имя на более "человеческое" - Николас.

(с)

@темы: каламбур, (c), (само)образование

---

Без заголовка

Это цитата сообщения Японка Оригинальное сообщение'у меня есть мысль. и я ее думаю' (с)



Ладно, вернусь пока к бергерам "Отблесков", как к оплоту стабильности в этом мире.
Желаю немного порассуждать. Братцы Катершванцы - это лол. Катершванц - это же дословно с немецкого "хвост кота". А сейчас будет произвол, бейте меня по ушам, знающие, если я зарываюсь, но старшие знакомые мне рассказывали, что "шванц" - это не только и не столько хвост в некоторых контекстах (if-u-know-what-i-mean), и это делает ребят еще более забавными.
Далее. Ойген Райнштайнер одновременно напоминает мне фанатов "Раммштайна" и Романа Ойру-Ойру из "Понедельника" Стругацких - и одного, и других я обожаю.
Курт Вейзель - няшка-взрывашка.
Доннерштраль - это что, грозовое сияние?..
Ну и вообще все их географические названия ласкают слух ^_^
Ноймаринен... *3*
Ну и формула "Катершванц из Катерхаус" - ахахаха XD
Кошачий хвост из кошачьего дома XD

Ну и отрывок с вашего позволения :3
"- С конца ночи, которая закончилась, - сообщил полковник. - Мы есть личный эскорт герцога Ноймаринен, который находится в резиденции графа фок Варзов, который сейчас есть отсутствующий и исполняющий свои обязанности в Хексберг, которая имеет подвергнуться нападению большого количества "гусиных" кораблей с моря и "гусиных" людей со стороны суши.
Говори Катершванц по-бергерски, он уложился бы в четыре слова. Другое дело, что каждое бы состояло из шестнадцати талигойских. Когда-то Жермон Ариго едва не упал в обморок, услышав в ответ на свое приветствие словечко длиной в Рассаннну, теперь привык."

@темы: bookовое, восторги и эмоциональный перегруз, Цитаты

---

что я имею вам сказать

я как-то внезапно для себя ожил и приободрился. кажется, даже, поверил в себя. и, похоже, я всё время читаю. что-то разное, но тем не менее.

опустим даже тексты, над которыми я сидел.
1) я дочитал всю серию Отблесков Этерны и перешёл на интервью с Камшой. читать здесь. как-то порадовало оно меня, дало пишу к размышлениям и основательный пинок. как же я зелен и юн! как много непознанного и нужного в жизни!
2) шатался по форумам в целом, в том числе и по журналу "Мир фантастики". в результате последний номер уже у меня физически, подборка всего, что было, качается отсюда.
3) взялся за книжку Криса Фрита. я брал её как вводную в тему и не прогадал! вот совершенно не прогадал! внятно, ясно, с юмором, незамысловато, без жутких премудростей, с анатомическими картинками, описаниями экспериментов, ощущений людей, когда их мозг воздействуют электродами, описания ощущений эпилептиков и шизофреников, людей под лсд и ...каким-то ещё веществом. кое-что меня из описываемого воистину поразило меня, а точнее записи Перси Кинга (40-е гг XX века). такой... бред. не, ну под идею фантастики может хорошо лечь. но человек ведь писал совершенно уверенный в непоколебимости своих объяснений.
тезис о том, что человеку проще пересмотреть свои представления о реальности, чем признать, что получаемая извне "достоверная" информация на самом деле ложна, заставил задуматься о некоторых вещах ещё раз. А Кинга процитирую.
И кстати. Если кому нужна эта книга, она у меня в пдф есть.

"В сороковых годах XX века Перси Кинг был уверен, что на улицах Нью-Йорка его преследует группа молодых людей.

>>Я нигде не мог их увидеть. Я слышал, как одна из них, женщина, сказала: "Тебе от нас не уйти: мы тебя подкараулим и рано или поздно до тебя доберемся!" Загадка усугублялась тем, что один из этих "преследователей" вслух повторял мои мысли дословно. Я пытался оторваться от них, как раньше, но на этот раз я попытался сделать это с помощью метро, забегая на станции и выбегая наружу, запрыгивая в поезда и выпрыгивая из них, до первого часа ночи. Но на всякой станции, где я сходил с поезда, я слышал их голоса близко, как никогда. Я задумался: как могло такое множество преследователей так быстро гоняться за мной, не попадаясь мне на глаза?

Не веривший ни в черта, ни в бога, Кинг нашел своему опыту объяснение, связанное с современными технологиями.

>>Может быть, это были призраки? Или это у меня развивались способности медиума? Нет! Среди этих преследователей, как я в последствии постепенно выяснил посредством дедукции, были, очевидно, несколько братьев, и сестер, унаследовавших от одного из своих родителей некие поразительные, небывалые, совершенно немыслимые оккультные способности. Хотите верьте, хотите нет, но некоторые из них не только могли читать чужие мысли, но так же могли передавать свои магнетические голоса — здесь их обычно называют "радиоголосами" — на расстояние нескольких миль, не повышая голоса и не прилагая заметных усилий, и их голоса звучали на этом расстоянии так, будто они раздавались из наушников радиоприемника, причем это делалось без использования электрических устройств. Эта уникальная оккультная способность передавать свои "радиоголоса" на такие большие расстояния, похоже, обеспечивается их естественным, телесным электричеством, которого у них во много раз больше, чем у нормальных людей.
Возможно, железо, содержащееся в их красных кровяных тельцах, намагничено. Вибрации их голосовых связок[sic!], очевидно, генерируют беспроводные волны, и эти голосовые радиоволны человеческое ухо улавливает без выпрямления. В результате, в сочетании с их телепатическими способностями, они способны поддерживать разговор с невысказанными мыслями другого человека и затем посредством так называемых "радиоголосов" отвечать на эти мысли вслух, так что этот человек может их слышать. <... > Эти преследователи также способны передавать свои магнетические голоса по водопроводным трубам, используя их как электрические проводники, говоря, прижавшись к трубе, так что кажется, будто голос говорящего раздается из воды, вытекающей из крана, связанного с этой трубой. Один из них способен заставить свой голос греметь по большим водопроводным магистралям на протяжении миль — поистине потрясающий феномен. Большинство людей не решаются говорить о таких вещах их сообщникам, чтобы их не приняли за сумасшедших". (с)

и ещё одна интересная цитата оттуда же:

"Опубликованный отчёт [о проведённом психологическом исследовании, посвящённом тому, чтобы найти доказательства существования телепатии] занимает почти 400 страниц и состоит преимущественно из подлинных слов респондентов, описывающих свои ощущения. Десять процентов респондентов исытывали галлюцинации, и большинство из этих галлюцинаций были зрительными (более 80%).

Как отмечают авторы исследования, эта цифра разительно отличается от аналогичного показателя для людей, страдающих психологическими заболеваниями. "Представляется несомненным, что среди галлюцинаций психически больных людей слуховые встречаются намного чаще, чем зрительные, в пропорции, оцениваемой одними авторами как 3:1, а другим, как 5:1"."

4) так как глаза мои устают читать, то я решил опробовать аудиокниги. и, к своему удивлению, ужасно впечатлился вот этим прочтением Стругацких "Пикник на обочине". Читает Карачинцев и ко. Ей богу, как фильм смотришь!
А вообще я страшный лох, это моё первое знакомство со Стругацкими как таковыми. Стоит ли уточнять, что мне нравится

@темы: (c), (само)образование, bookовое, восторги и эмоциональный перегруз, изо дня в день

---

Дайджест Эксмо

eksmo.ru/digest/

@темы: Ссылка, (c), bookовое

---

русский не-Инстаграмм

gfranq.com/default#promo

@темы: Ссылка, (c)

---

еееее

Это цитата сообщения Японка Оригинальное сообщениетому и кехителле: об абсурде мира

Так-то!

@темы: каламбур, исключительные личности, Цитаты

---

где удобно смотреть аккорды

play-guitar.ru/index/guitar_chords.shtml

опять же, чтобы не потерять

@темы: ги, Ссылка, (c)

---

где искать ноты канцлера

rusakk.ru

на память

@темы: ги, Ссылка, (c)

---

Если бы моя жизнь была кинофильмом.

Сто лет валялось в черновиках. Пусть будет.

Опенинг:

Пробуждение: ^^

Первый день в школе: ^__^

Влюблённость: FUCK YEAH!

Сражения: О_о

Неприятности:

Выпускной:

Жизнь прекрасна: ^^

Душевные страдания:

Погоня:

Ретроспектива:

Снова вместе:

Финальная битва:

Сцена Смерти:

Похоронная песня:

Эндинг:

@темы: флэшмоб и иже с ним

---

очаровательный мозговынос

zoomquilt2.madmindworx.com/...quilt2.swf

@темы: с иллюстрациями, Ссылка, (c)

---

случайные факты

webdiscover.ru/facts/

@темы: Ссылка, (c)

---

Сердце Зверя т.1

Книга повергла меня в счастье и неимоверную радость.
И прошу помнить, что я переименовался в Марселя Валме до того, как дочитал её до конца!


Гаснет мир. Сияет вечер. Паруса. Шумят леса. Человеческие речи, Ангельские голоса. Человеческое горе, Ангельское торжество… Только звезды. Только море. Только. Больше ничего. Без числа, сияют свечи. Слаще мгла. Колокола. Черным бархатом на плечи Вечность звездная легла. Тише… Это жизнь уходит, Все любя и все губя. Слышишь? Это ночь уводит В вечность звездную тебя. Георгий Иванов

Время – камни собирать. Время – быть, а не казаться. Всё, что можешь ты сказать, Не откладывай на завтра. Разделение людей, Непрощенные обиды, Разделение идей, Монолитных только с виду. Отводить не смей глаза От всесильного мерзавца. Всё, что можешь ты сказать, Не откладывай на завтра. Год Дракона – трудный год, Время зрячих и незрячих. Кто-то камни соберет И за пазуху их спрячет. Что нам век сулит опять? — Крик погрома? Грохот залпа? Всё, что должен ты сказать, Не откладывай на завтра. Александр Городницкий

Ох уж эти женщины, хлебом не корми, дай поосвобождать какого-нибудь маршала…

Бывает так, госпожа баронесса, что на тебя ополчится само мироздание. Не потому, что ты виновен или плох, и не потому, что ненавидят лично тебя. Просто мир устроен так, что тебе не жить, как ты того хочешь. Это плохо, страшно, несправедливо, но это не повод не жить вообще. Не повод ненавидеть всех, кому не больно. Не повод заползти под корягу и ждать, когда за тобой придут. И уж тем более не повод не быть собой! Мироздание – это еще не мир, а предсказание – не судьба! То, что пытается нами играть, может отправляться хоть в Закат! Мы принадлежим не ему. Мы сами из себя создаем смысл нашей жизни, как жемчужницы создают перламутр. Из боли, из раны, из занозы рождается неплохой жемчуг, сударыня, и он принадлежит нам, а не тому, что нас ранило.

Альдо отложил письмо и задумался, выпятив подбородок. Подобное выражение было у виконта Кведера, когда он собрался убить ростовщика.

Кодорни, Айхенвальд, Хейл, Эрмали, не говоря уж о Лецке, – все они старше и опытней, но в этот Излом опыт не спасает, а тянет на дно. Как доспехи в воде.

Пока обруч катится, он не упадет! Пока идет война, армия не развалится, а будет армия, будет и Талиг. Если остановишься, то потом соберешь половину, треть, четверть… Если остановишься, те, кто не думает, – задумаются, а это удовольствие не для всех.

Это так заманчиво: верить, что тебя найдут, прикажут, исправят то, что ты натворил, наорут, в конце концов. Когда есть начальство, его можно любить, ненавидеть, считать дураком и невежей. А можно обожать.

Ложное чувство вины уместно для тех, кто не отвечает даже за себя.

Непричиненное зло не существует, поэтому не причинивших его жалеть допустимо, особенно если они не слишком отвратительны и находятся в достойном сожаления положении.

Шелестели бумаги, подслеповатые стекла медленно наливались рассветной синевой. Еще немного, и можно забыть об ужине во имя завтрака, а о сне можно забыть прямо сейчас.

Было время, когда Жермон мечтал о славе Алонсо или Рене, теперь он понял, что слава – дым, а огонь – дела, которые сперва надо совершить.

Жермон прошел к столу и налил себе вина. Следить на трезвую голову за беседой двух айсбергов было выше его сил.

Да не мой он друг! – заорал Робер, понимая, как фальшиво это звучит. За первым открытием пришло второе. Маленький кардинал и впрямь успел стать другом, и не только он. Мятежник Карваль, забытая и обретенная сестра, толстый законник, смешной барон и его непонятная красавица-жена – все они стали родными, а он, оплакивая сдохшую дружбу и неслучившуюся любовь, и не заметил. Не понял, что у него появились близкие, ради которых он не только готов умереть, но хочет жить.

Многоопытные дипломаты сошлись на том, что Фома, исходя из естественной тяги подобного к подобному, приставил к дураку Ракану дурака Валме. Марселя это вполне устраивало. Слыть дураком среди умных было забавно.

Алва усмехнулся, но Марсель и не подумал вздрогнуть. Он почти привык и уже подбирался к выводу, что обтянутый кожей череп тоже может быть красив. По-своему. Скулы, челюсти и все такое прочее выдавали породу и взывали о скульпторе, хотя раньше все равно было лучше. – Вы останетесь в Олларии и досмотрите мистерию до конца или отправитесь со мной? – Ворон посмотрел бокал на свет и поставил. Эту его привычку Марсель помнил. Нужно уметь так измениться и не измениться вовсе.

Ворон спокойно занимался ужином, под столом возился довольный жизнью и обществом Котик, а виконту было неудобно, словно он вышел к гостям без панталон или, того хуже, в белых штанах.

Обычно Валме не задумывался, что говорить, не считая, разумеется, тех случаев, когда приходилось врать умным людям, но сегодня слова казались лягушками. Они выпрыгивали изо рта, шмякались на пол, скакали по столу, лезли в тарелки, и ничего забавного в этом не было.

Верность из невозможности измены – хоть мужчине, хоть знамени, хоть чести – стоит недорого.

Я не Создатель, чтобы быть справедливой к пиявкам. – Взгляд женщины стал жестким. – Я платила и плачу? собой за все, что беру. Окделл берет даром и думает, что так и надо. Уж лучше Салиган. Тот просто крадет.

Где прежняя, здоровая сила? Здоровая злость? Где естественность? В лесу, в море, в горах выживают лучшие. Они получают все – пищу, самку, угодья, а что мы видим в городах?! Выродившихся ублюдков! Прирожденных рабов, лижущих уродующие их руки, вместо того чтобы впиться хозяевам в горло?! Чтобы получить то, что должно принадлежать им?

Сюзерен считал себя знатоком лошадей и людей, ему все потакали, и его убили лошадь и человек.

Круглое лицо вытягивается, глаза смотрят растерянно и виновато. Какой хороший человек! Ну почему ей на старости лет так везет на хороших людей? Хороших и ненужных.

От таких мыслей тянуло окликнуть сидящих на веслах адуанов и приказать смотреть повнимательней, но если от тебя нет толку, не дергай тех, от кого он есть.

На невидимом берегу завыли, напомнив о Котике, и Марсель опечалился окончательно. Стриженая черноносая морда, хруст пряников и костей, умильные взоры и обслюнявленные пряжки – все это осталось у Капуль-Гизайлей. С людьми расставаться все-таки легче – они не только смотрят и чавкают, но и говорят, а это отвлекает.

Шеманталь, ничего не подозревая, двинулся к лодке. Предупреждать, что за больной, Марсель не стал – не мешало проверить, падают ли адуаны в обморок и если да, то как. – Леворукий! – Орельен дернулся, словно вознамерившись грохнуться на колени, отскочил, вновь нагнулся, всплеснув руками… – Что это за танец? – полюбопытствовал Марсель, наслаждаясь зрелищем. – Что-то бакранское? – Это? – Генеральский племянник обернулся. Видимо, он был бледен, но ночь красит серым даже красное. – Это ведь… Ведь… – Это ведь, – подтвердил Валме. – В конце концов, снесем его на берег. В лодке холодно.

Я мог бы перечислить тех, о ком вы собирались молчать, по крайней мере мне так кажется, но жить нужно отнюдь не ради кого-то… Живущих «ради» лично мне хочется выпороть. Они унижают само бытие и ставят других в положение вечных должников. Правда, требующие гоганский процент за то, что ростовщики чувств человеческих называют любовью или дружбой, еще опаснее.

Если б Альдо Ракан потребовал королеву Талига, мне пришлось бы дать бой. К счастью, он потребовал коня.

Звезда так и не отстала. Теперь она висела над руинами, которые и днем-то надо было ухитриться отыскать. Алва умудрился сделать это ночью, и они за ним полезли, не спрашивая и не споря. Надо полагать, от радости, что герцог очнулся, хотя в последнем у Валме твердой уверенности не было. Приказ Ворона очень смахивал на бред, только некоторые и бредят так, что не возразишь.

Навязывать свое общество неприлично, но в жизни вообще много неприличного. Например, запах чеснока, но это не повод сидеть без ужина.

То, что все равно на исходе, лучше погасить самому и сразу, – посоветовал Алва. Марсель повторил про себя совет, дабы вплести в очередной рондель, и ткнул факелом в пол, заставляя огонь погаснуть.

Где ваша собака? – спросил невидимый Алва, и Марсель понял, что с Вороном все в порядке. Очнуться привязанным к седлу, загнать всех в развалины и осведомиться о судьбе чужого волкодава. Это было великолепно и величественно. Не хуже звезды над руинами.

Если Валентин за что-то берется, выражение «на совесть» выглядит явным преуменьшением.

– Молодец! – не удержался Жермон и едва не пропустил пятый укол, потому что Придд, в отличие от некоторых, не отвлекался.

– Мне шестьдесят фосем лет, молотой шелофек! Шестдесят фосемь, но я кашдый тень… Он каждый день. Каждый день он. День он каждый… Шестьдесят восемь лет каждый он день… Земля качалась и по-конски фыркала, по небу шли желтоватые полосы, по ним, извиваясь и бурча, ползли недовольные шестоперы… каждый они день. Ползли… Ползут… Будут ползти, потому что полосы на небе не пересекаются… – Господин барон, прошу меня простить, – то ли отчеканил, то ли проорал Придд. – Генерала Ариго ровно в полдень ожидает маршал Запада. Господин генерал, мой долг – напомнить вам об аудиенции. – Фы не фешливы… Когда коворят зтаршие… – Маршал ждет! – выкрикнул Жермон. – Прошу меня простить… Срочно! – Господин барон, – Валентин, шагнув вперед, отвесил церемонный поклон, повергший барона во что-то вроде удивления, – если на то будет ваша добрая воля, я хотел бы использовать представившуюся мне счастливую возможность и получить совет Грозы Виндблуме. В Олларии я уделял своей подготовке недостаточно внимания и получил заслуженный урок. Оказавшись на Севере, я дал клятву исправить допущенную ошибку…

Да не бесись ты, я завтра умирать не собираюсь, но меры принять обязан. Франциск зря, по-твоему, расписал наследников вплоть до Савиньяков и дальше? При живом сыне и отличном пасынке. Лучше так, чем как Сильвестр. Сам в Закат, и все туда же…

Дикон… Овца может не любить пастуха и собак, может мечтать уйти в лес и жить там среди цветов. Может даже восхищаться волками. Пока не встретится со своей мечтой… Я встретилась. Я больше не мечтаю.

Вы решили спасать мою душу? – кривовато усмехнулся Эпинэ. – Неблагодарное занятие, да и поздно уже. – Если верить Эсператии, опоздать со спасением нельзя, – строго заметил Левий. – Мой друг Оноре придерживался того же мнения, но я был скорее согласен с его святейшеством. Разумеется, я об Адриане. Спасать душу нужно до некоего предела, потом следует спасать мир от не спасенных по тем или иным причинам душ.

Бермессер с Хохвенде в глазах талигойцев не перестанут быть подлецами, пусть их подлость четырежды на руку Талигу. Отца Арно застрелил тоже подлец, и неважно, что смерть маршала Савиньяка пошла на пользу Дриксен. Убийца и предатель, останься он жив, может рассчитывать на золото, но не на протянутую руку.

Ровный голос, спокойный взгляд. Кто бы ни умирал и кто бы ни предавал, Рокэ Алва не станет рыдать и падать без чувств. Ли такой же. И она сама, и Бертрам… Какие же они все спокойные, талигойские чудовища: ни слез, ни жалоб, сдвинул брови – и идешь дальше.

Так и понимаешь, что любишь служанку. Или коня… До боли любишь. Скольких мы любим и за скольких боимся, подумать страшно. Потому и не думаем до последнего.

Он и в самом деле был голоден, значит, не врал и в другом. В том, что болезнь уходит. Лихорадка на болоте и в тюрьме цепляется даже к счастливчикам, если, конечно, то, что творит судьба с Рокэ, называется счастьем. Хотя сказал же кто-то, что счастье есть жизнь, а он все еще жив и все еще в седле… Опять она про седло, то есть про Моро и Ракана. Возник ниоткуда, нагадил и умер так же дико и быстро, как появился, а беда пока тут.

— Вы зря считаете Эдит Лансар дочерью вашего мужа. — Пальцы разжались, зеленое сердечко упало на скатерть. — Ее девичье имя Эмильенна Карси… Вы могли его слышать.
Арлетта не упала не потому, что сидела, а потому, что была сразу и Рафиано, и Савиньяк. Она просто подтвердила, что слышала о доме на Винной улице. Доме Карси. Нечто глупое и мелкое внутри ахало, хлопало крыльями, порывалось соболезновать, но Арлетта не дала ему вылететь.
— Если б я знал о ваших подозрениях, я бы рассказал вам об этой семье раньше. — Росио спокойно взял бокал. Когда горят свечи, красное вино похоже на шадди, если только не рассматривать его на свет. — Я не хотел признаваться, какого дурака свалял, и еще больше не хотел следствия. Мужчины были мертвы, оставалось отыскать женщину и узнать правду. Всю. Я знал, что маршал Савиньяк вернулся в столицу. Мы виделись как раз накануне моего… приключения.
— Можешь больше ничего не говорить.
Водворение в соседний городок внебрачной дочери Арно графиня восприняла почти спокойно. Жить рядом с помогавшей убивать Росио дрянью — увольте!
— Благодарю за разрешение, но я вынужден рассказать все до конца. Когда я закончу, вы поймете почему. Вы можете упрекнуть меня в дурном вкусе, и поделом, но я был от юной Эмильенны без ума. Нет, я понимал, что мою богиню не причислишь к первым красавицам Талига — так же, как и Катарину Ариго, к слову сказать, — но моему безумию это никоим образом не мешало. Я был готов на все, лишь бы мне сказали «да». Пожелай Эмильенна, чтобы я сделал ее королевой, я бы задумался и не знаю, до чего бы докатился… К счастью, девица Карси уже была влюблена в господина Лансара. Этот достойный человек служил, вернее, прислуживал в ведомстве супрема, но мечтал о горних высях. Ради них он ввязался в заговор, но и там оказался на побегушках. Со временем наш честолюбец выдал бы всех Сильвестру в обмен на что-нибудь приятное, но заговорщикам повезло — появился я! Лансар решил добыть из моей смерти должность, титул и владения. Именно в таком порядке. В успехе он не сомневался, так как был глуп.
Короче, Эмильенна написала мне письмо, затем другое и наконец назначила свидание, на которое я и пошел… даже не пошел — полетел.
— Может быть, она не знала?
— Она знала все. Лансар стал ее тайным мужем сразу же по составлении плана. Будущий супрем опасался, что новую Гликинию чиновнику не отдадут, и принял меры, дело было за моей головой. После смерти Франциска Второго в столице поговаривали, что отрава на Алва не действует. Она и впрямь действует плохо, но тут уж Леворукий не виноват. Отец с детства приучал нас к ядам, которые знал, а знал он много, но я отвлекся. Кинжалу в женских ручках Лансар тоже не доверился. Эмильенне он велел уложить меня в постель, вымотать и дождаться, когда я усну. Ей оставалось выйти в соседнюю комнату и поставить на раскрытое окно свечу.
Меня спасло мое прекраснодушие, я хотел жениться и отказался овладеть этим чудом чистоты до свадьбы. Когда дева поняла, что я не намерен запятнать ее честь, она впустила убийц. Пару дюжин. Господа были в масках, хотя кое-кого я узнал. Разберись я, в чем дело, меня бы прикончили на месте, но я вообразил, что защищаю возлюбленную. Закатные твари, как же я дрался! Шпага у меня сломалась почти сразу, в ход пошла мебель, посуда, какие-то тряпки… Потом я разжился чужим оружием. Эмильенна визжала за моей спиной — мой клинок мешал ей воссоединиться с супругом. В конце концов она меня ударила. Сзади. Подносом. Я как раз уворачивался от брошенного кинжала, и дева попала мне по плечу — к несчастью, раненому… Тогда я и понял!
Дальше пошло проще, потому что я стал свободен, мне не нужно было думать о женщине за спиной; и трудней, ведь мне стало нечего защищать, а это расхолаживает. Но я все равно дрался. Шансов не оставалось, но упрямство рождается раньше Алва. Помню, брат Эмильенны снова попал мне в плечо, я переложил шпагу в левую, по лицу текла кровь, потом кто-то ударил меня в спину, я не упал и даже заколол убийцу. Моя «невеста» к тому времени уже исчезла, я этого и не заметил. С половиной ночных гостей я разделался, но вторую мне было не одолеть. В конце концов я упал. Что было дальше — не знаю. Возможно, я бредил, но, скорее всего, он приходил на самом деле. Хотите спросить кто, спрашивайте.
— Кто?
— Золотоволосый красавец в красно-черных одеждах… Он смеялся и убивал. Мечом, каких нынче не сыскать даже в Торке. Мне помнится, что он орудовал правой, но я мог и ошибиться. Перед глазами все плыло, потом я потерял сознание… В себя пришел, когда рассвело. Комната завалена трупами, в руке — обломок шпаги. Я был весь в крови, но ран оказалось меньше, чем думалось, и они почти закрылись. Голова раскалывалась, хотелось пить, но в остальном все было в порядке. Кое-как я поднялся и, уж не знаю зачем, пересчитал убитых. Их оказалось двадцать шесть. «Моих» было одиннадцать.
— Прости, но как ты можешь быть в этом уверен?
— Могу. Я не рубил головы и руки и в те поры не умел делать из одного мерзавца двоих, а в доме не нашлось ни меча, ни секиры, ни хотя бы сабли. Зато обнаружилось недописанное письмо: Эмильенна ждала меня и ворковала с обожаемым супругом, называя того по имени.
Нужно было что-то решать, вот-вот могли нагрянуть стражники и просто любопытствующие. Я добрался до особняка Савиньяков и упал на пороге. Лекарь грозил упечь меня в постель на месяц, но на следующий день я сопровождал маршала Арно к господину Лансару.
Супруги оказались в гнездышке. Эмильенна испытывала некоторое неудобство и больше не казалась мне даже хорошенькой. Наш чиновник едва не умер на месте, а потом заговорил и оказался довольно-таки болтлив. Он норовил спрятаться за Придда и старую королеву, но подтвердить свои слова не мог, а про алисианский заговор мы знали и так, только что с того? Сильвестр предпочитал выжидать, он был большим законником и жаждал веских доказательств. У господина Лансара их тоже не имелось, были только слова, много слов. Поганец тащил за собой всех, кто пришел ему в голову. Штанцлера и Окделлов среди них, кстати говоря, не оказалось, зато были Эпинэ и Борны с Ариго…
— Арно не выдал бы Мориса, братьев Кары, ее сыновей. Сыновей Пьера-Луи…
— Он и не выдал. Мы вовремя вспомнили о Манрике, Колиньяре и о Занхе.
— «Мы»? — глухо переспросила Арлетта. Рокэ понял.
— Маршал. Я был в состоянии думать только о своем… Праворуком. Мог же проходить мимо дома какой-нибудь свихнувшийся бергер с мечом? Я рвался его искать, пока не остыл след. Трудно поверить, но мне было не до молодоженов. Ваш супруг предложил им выбор между смертью, Багерлее и деревней. Я только добавил изумруды. По камню за каждый плод… любви.
Эмильенна захотела умереть на груди возлюбленного, но Лансар Рассвету предпочел покой. В деревне. Он написал и подписал признание и подал в отставку.
— И Арно привез сюда этих… этих…
— Слова, которые вы пытаетесь подобрать, вам не свойственны, — Росио отодвинул все еще полный бокал, — оставьте их адуанам. Карл Борн получил за все сполна. Получили многие, но некоторые вещи нельзя хранить в одной-единственной голове и нельзя доверять бумаге. Я не исключаю, что увижу Лионеля, Рудольфа и молодого Придда позже вас. Если мы так или иначе… разминемся, расскажите им мою историю полностью. Начало и конец Ли и Рудольф знают. К сожалению, не представляю, где находится письмо с признаниями, но господин Лансар их охотно повторит в любое удобное для слушателей время.
— Я тебе скажу, где первое признание. — Арлетта залпом допила чужое вино. — Оно было у Арно, когда он поехал уговаривать Карла. Это оно убило обоих…

Унаследованный от Алвы порученец был бы чистым золотом, не будь он еще и смолой.

Разница между Великой Талигойей и скромным Талигом била в глаза. На дюжину миленьких девушек и десяток харчевен — полтора отъевшихся ополченца, знающих о кэналлийцах даже меньше упомянутых девушек. Те хотя бы предвкушают… И это папенька называет военным положением?! Никогда еще Марсель не был столь невысокого мнения о родимом графстве. Раздражение росло. Виконт третий день злобно мотался по Валмону в поисках рэя Эчеверрии. Без толку. Местные жители про кэналлийцев поговаривали, про Ракана слышали краем уха, а о нечисти и пророчествах не думали вообще. А еще провинция! Где суеверия? Где любопытство? Где сплетни, наконец?!
С досады Марсель пришпорил коня, оставляя за спиной адуанский конвой и замечтавшегося Шеманталя, обогнул доцветающую каштановую рощу и едва не столкнулся с теми, кого искал. Объединенный дозор дораковских ополченцев и кэналлийцев заинтересованно разглядывал очередной трактир. Вылетевший из-за поворота всадник их ничуть не заинтересовал, и Валме почувствовал себя оскорбленным окончательно. По Эпинэ целую зиму распространяли сведения о грехопадении наследника Валмонов и страданиях благородного больного отца, сам Алва навязал «предателю» охрану, и что? Хоть бы одна собака взлаяла!
Марсель подъехал к истекающим слюной бездельникам и широко улыбнулся.
— Господа, — объявил он, — позвольте представиться. Виконт Валме. Разыскиваю рэя Эчеверрию и проклявшего меня отца. Вы не могли бы мне помочь?
Продолжить господа не дали. Нет, предателя не пристрелили, не схватили и даже не отшатнулись в ужасе и омерзении. Толстый ополченец самым неподобающим образом заржал и попытался хлопнуть шутника по плечу. Возмущенный виконт заставил коня отпрянуть. Рука толстяка встретила пустоту, ее обладатель покачнулся в седле, и тут грохнули уже все.
— Ну какой ты, к кошкам, Валме? — вопросил, отсмеявшись, еще один ополченец. — Ты на себя и своих орлов посмотри… капитан!
Валме посмотрел. Орлы на столичных и впрямь не тянули. Особенно обрастающий усами Шеманталь. Что ж, Марсель никогда не спорил с очевидным.
— Итак, я кажусь вам самозванцем, — кротко признал он. — Это прискорбно, но рэй Эчеверрия и граф Валмон тем не менее мне нужны. Срочно.
— Рэй Эчеверрия? — вмешался смуглолицый молодчик. — А для чего тебе он необходимый? Из откуда ты и кто тебя отправлял?
Бывает же! Ошибка на ошибке, а смеяться не тянет, тянет отвечать. А какой-нибудь философ начнет разоряться… Вроде и слова все умные, и говорит правильно, а не смешно только потому, что противно.
— Из откуда ты? — повторил кэналлиец.
— Сейчас из Дорака, — Валме вытащил отлично состряпанную подорожную, — а вообще из столицы. Срочные новости для рэя Эчеверрии.
— Меня насевали Хавьер Диас. Мы проедем до авангарда. Его ведет рэй Сэта. Он поймет, как дальче. Бери два спутника и три вторих коня. Остальные твои люди оставаются здесь. Срочные новости — бистрая дорога! Бистрая дорога — для нее вторие кони.
Марсель согласился. По-кэналлийски; и его даже поняли.

Казаться умней, чем есть, Эмиль терпеть не мог, но почему бы для пользы дела не поглупеть?

– Слышите? – с тихим бешенством спросил Эмиль. – Кадельская армия готова к бою. Семьдесят тысяч на границе – это повод для очень доброй воли.

Дипломаты говорят много. Дипломаты говорят долго. Они плачут о тех, на кого им плевать, и торгуются над могилами. Эмиль о Фердинанде не плакал, ему просто было жаль толстяка, а теперь стало стыдно за кучу слезливого мусора, в которую ургот, словно собака кость, зарывал смешанную с взяткой угрозу.

Валме напомнил себе, что перед ним союзники и что на закате все твари закатные, тем более — на таком. Запад, обещая ветер, разгорался все сильнее. Охватившее полнеба зарево превращало армию в оживший алатский гобелен, красные блики плясали по стали, напоминая о первый и единственный раз слышанной песне.
«Помянешь ли брата на заре кровавой?» — мурлыкнул под нос Марсель и увидел удивление на лице уже второго кэналлийца за день.
— Вспомнилось, — не то чтоб извинился, но объяснил Марсель. — Закат, вы идете на войну…
— Да. Это поют перед войной, — подтвердил проводник; он говорил на талиг очень чисто и очень кратко. — Рэй Эчеверрия второй у знамени.
Встречные всадники придержали лошадей, позволяя проехать. Ни вопросов, ни отзывов, ни представлений, столь любимых вояками. Казалось, кэналлийцы чуяли, что перед ними свой, хотя все объяснялось просто до скуки. Адъютант командующего авангардом не привезет к командующему армией абы кого, тем паче рэй Сэта обстоятельностью напоминал бергера. Был момент, когда Марсель едва не сказал правду, но вовремя одумался, а рэй вдруг прекратил расспросы и кликнул адъютанта. Валме так и не узнал, что убедило генерала в его искренности, но явно не подорожная.
— Этот человек из Олларии, — четко произнес на талиг спутник. — Рэй Сэта подтверждает важность его донесений.
— Хоакин. — Ехавший рядом с Эчеверрией офицер без лишних слов сдал вбок, позволяя коню Валме пойти голова в голову с лошадью командующего. — Я слушаю. — Ни улыбки, ни любопытства, ни хотя бы раздражения. Что ж, поглядим, куда сейчас отправится сия невозмутимость.
— Мои новости предназначены в равной степени вам и графу Валмону. — Талигойцы тоже могут быть бесстрастными. — Возможно, удобней сообщить их в присутствии графа?
— Граф Валмон после обеда отправился в сторону границы. Передвигается он небыстро. На хороших лошадях вы его скоро догоните.
— В таком случае я передам письмо вам. Оно запечатано.
— Огня сюда! Я верну письмо со своей печатью, и вы поедете дальше. — Генерал, если кэналлиец был генералом, равнодушно протянул руку. Сухощавый, еще не старый, он как нельзя лучше подходил для этой армии и для этого заката. — Разумеется, я дам вам охрану.
— Благодарю.
Посол внутри Марселя требовал заверений и расшаркиваний, но крупная рысь, догорающее небо и пробивающаяся в топоте копыт мелодия не способствовали дипломатическим изыскам. Валме без лишних слов отдал пакет. Спешно покинувший Олларию Алва за неимением собственной печати пользовался печатью Фомы. Эчеверрия равнодушно сломал печать. Валме напрягся. Кэналлиец замер. Именно замер, хотя лошади продолжали идти сквозь багровое зарево. Марсель чувствовал на себе чей-то взгляд, хотя на него никто не смотрел. Никто из тех, кто был рядом.
«Брат мой сводный, — все настойчивей билось в висках, — брат мой с перевала…»
Рэй Эчеверрия читал и перечитывал. Долго, а может, это вечер слишком стремительно становился ночью. Кэналлийцы привыкли путешествовать ночами, это Валме усвоил еще по дороге в Фельп. Какой безумной она тогда казалась и какой счастливой видится сейчас.
— Есть слова для многого, — внезапно сказал рэй. — Для большой благодарности их нет, как и для большой любви. Вы можете потребовать все, что захотите. Требуйте.
— Знал бы я, чего хочу, — честно признался Марсель. — Вот чего не хочу, до недавнего времени знал.
— Соберано пишет, что вы имеете все, кроме того, что возьмете сами.
Марсель не отказался бы прочесть, что про него написал Алва, он бы и прочел, но сперва пришлось бы доучить кэналлийский…
— Так вы поедете в Савиньяк?
— Да. — Вот теперь он удивился. Не при виде знакомого почерка и не узнав, что Алва жив и свободен, а когда какой-то дурак, пусть и с заслугами, усомнился в исполнении воли соберано.
— Передайте герцогу, что я еду к отцу. Мы не виделись с тех пор, как он меня проклял.
— Это не то проклятье, которое слышат. Я дам вам людей и лошадей, вы догоните графа еще ночью.
— Ночью я предпочитаю спать, — признался Марсель, — а граф Валмон — тем более. Если я его разбужу, он меня снова проклянет. От души. И на этот раз его, как вы выражаетесь, услышат.
Эчеверрия усмехнулся — как оказалось, он умел и это — и что-то быстро сказал державшему факел парню. Тот ответил еще быстрее. Из сумрака вынырнул еще какой-то рэй. Седой. Чужая речь, факелы и звезды настраивали на возвышенный лад. Он может просить все… Найдется ли в Кэналлоа то, что понравится Франческе? И Елене… Принцесса должна получить от соберано что-нибудь на память, какие-нибудь сапфиры и кружева. И хорошо бы пару книг на кэналлийском, чтобы было что переводить. Кто-кто, а урготская ласточка заслужила.
Если Рокэ будет не до галантности, придется озаботиться самому, но Франческе сапфиры не пойдут. Вот алая ройя… Только это уже наглость. Ему не нужно ничего, кроме того, что он возьмет сам… Отменная аттестация, не забыть передать папеньке.
— Виконт, рэй Лагартас и его люди в вашем полном распоряжении. Они знают, чем вам обязаны.
— Ничем особенным.
— Мы могли бы долго спорить, но наши пути расходятся. Если граф Валмон спросит, кто теперь ведет армию, ее ведет рэй Гальега. Эномбрэдастрапэ!
Слово было знакомое, но ответить как положено Валме не успел, Эчеверрия рванул повод и исчез в темноте.
Струнным звоном расколется ночь,
Ай-яй-яй, струнным звоном…

– Заворачиваем! – приказал виконт разогнавшимся спутникам. Кэналлийцы могли сутками ехать вперед, по изящнейшему выражению покинутого Шеманталя, «не спамши и не жрамши». Марсель тоже мог, но не хотел. Алва отлеживался в Савиньяке, Ракан развлекал закатных кошек, и к виконту вернулась любовь к удобствам, хоть и несколько изменившаяся. Марсель нынешний без крайней на то нужды нипочем бы не напялил тряпки, в которых щеголял прошлой весной, а щипцы для волос зашвырнул бы в ближайшую канаву. Что уцелело от былого Валме, так это отвращение к утренним пробуждениям и сухомятке. Фамильное.

Солнце приближалось к полудню, а граф Валмон еще почивал. Батюшкин камердинер, не сразу признавший в предводителе дюжины кэналлийцев надежду рода, всплеснул руками и замер у стены в позе любимого светильника Коко, но с платяной щеткой вместо фонаря. Виконт ловко подхватил стоящий на столе бритвенный прибор и вступил в заполненную батюшкой спальню. Разумеется, лучшую в трактире.

Знаете, чем вы оба отличаетесь от Фридриха? – Глаза фок Варзов стали лукавыми и при этом грустными. – «Гусь» смакует недобытые победы, а вы – неслучившиеся поражения.

– Я здоров, – соврал Дьегаррон. – Просто в Кэналлоа считают, что узнавать дурные новости лучше в чужом доме и от чужих людей.

— Передать корнету Окделлу, что вы заняты? — услужливо подсказал Сэц-Ариж.
— Нет… Пусть войдет, и, во имя Леворукого, не называй его корнетом!
— Простите, монсеньор, это лучшее, что можно о нем сказать.
— Не пытайся переплюнуть Придда, и вообще…
Никакого «вообще» в голову не приходило. В нее ничего не лезло, кроме романса, который пел сгинувший Валме. Жеманные строчки наползали друг на друга, забивая все, кроме усталости. «Это было печально, я стоял у окна», — пробормотал сидящий за столом Робер. Жильбера, к счастью, в кабинете уже не было. Робер снова прикрыл глаза. «Это будет печально, — раздалось в голове, — я не вспомню о вас…»

– Закатные твари, выбери что-нибудь одно! – Они с Альдо были не разлей вода шесть лет. Понадобился Дикон, чтоб понять, до какой степени сюзерен потерял разум.

– А что бы ты подумал на моем месте? – На твоем? – Озадаченный экстерриор… Какое дивное зрелище! – Сестра моя, я не только не добродетельная жена, но даже не гайифец!

– Господин генерал, я понимаю, что это несколько бестактно, но чем лучше у нас идут дела, тем вы серьезней. Я не могу найти поводов для беспокойства, но у меня нет и вашего опыта. Молодой Придд. Тоже бродит и мыслит… Надо же, какой чуткий!
— Господин генерал, — обормот не только поднял стакан, но и пригубил, — я прошу минуту вашего внимания. Я вынужден рассказать одну историю, но мне не хотелось бы, чтобы она достигла ушей моих бывших однокорытников.
Конечно! Что у Арно на языке, у этого на уме. Ходить, задрав подбородок, и молчать — не значит не чувствовать. Будь все вместе, первая же баталия что-нибудь бы да прояснила, но Сэ с Катершванцами у фок Варзов, а Придд здесь. Нюхает порох не хуже других, но этого никто не видит, вернее, видят не те.
— Я не намерен вмешиваться в поедание шляпы, — усмехнулся Ариго, — но когда дойдет до дела, горчицу виконту Сэ пришлю.
Хоть бы улыбнулся, паршивец! Вот ведь гордость, а вино не такое уж и плохое. Терпимое вино. Для севера, конечно…
— Господин генерал, я вспомнил о Павсании из-за Пфейтфайера, — объяснил Придд и поставил недопитый стакан. Видимо, счел питейную повинность выполненной. — Мы полагаем, что дриксы вообще и противостоящий нам генерал в частности руководствуются трудами Пфейтфайера и опытом принца Бруно. Все, что они делают или не делают, мы увязываем с этой посылкой, по крайней мере, пока не доказано обратное.
Это напоминает мне то, что случилось в Олларии, которую по приказу временно захватившего ее потомка королевы Бланш стали называть Раканой. Упомянутый потомок возводит свой род к гальтарским анаксам и подчеркивает это с помощью гальтарских же ритуалов, о которых имеет удручающе скудное представление. Окружение потомка знает еще меньше, но боится обнаружить свое невежество, замыкая таким образом порочный круг. Я несколько раз воспользовался этим, ссылаясь на труды Павсания по гальтарскому этикету.
— Не слышал, — с удовольствием признался Жермон Ариго, — не читал и не собираюсь.
— Мой генерал, вам бы не удалось прочесть данный труд при всем желании. Ни один из известных мне по древнейшей истории Павсаниев не писал подобной книги, но достаточно было единожды ее упомянуть в присутствии господина анакса, и Павсаний прочно утвердился в его воображении и, следовательно, в воображении его свиты. Все до единого повели себя так, словно Павсаний лежит у их изголовья, чем окончательно убедили друг друга в его существовании. Ссылка на данный фантом оправдывала любые мои действия, кроме последнего.
Господа «гальтарцы» не сомневались, что я обладаю экземпляром столь нужного им руководства и строго следую его предписаниям. Конечно, в нашем случае ситуация иная — труд Пфейтфайера существует на самом деле, и все же… Мой генерал, не получается ли так, что все уверены: фельдмаршал действует в соответствии с книгой, а он делает то, что нужно ему?
— Пожалуй, — выдавил из себя Жермон, с восторгом разглядывая сидящего перед ним наглеца, — именно Павсания я и боюсь. С самого начала…

— Да, мы враги, — сказал гостю Ричард. Это было так странно — пить вино с Вешателем, ощущать себя слегка пьяным и при этом твердо знать, что твоего собеседника нет на свете уже триста двадцать лет…
— Да, мы враги, но ваш отец не был ни трусом, ни предателем, как Эктор Придд.
— Не стоит называть трусом того, кто не бросал оружие до последнего.
— Вы слишком снисходительны.
— Увольте. Просто мне не нравится, когда не замечают чужих достоинств лишь потому, что речь идет о враге. Желание видеть на одном берегу сплошное зло, а на другом — кромешное добро удручает. Именно поэтому ваше семейство и наводит тоску.
— Да, мы не мешаем зло с добром и… не станем мешать! Окделлы не изменяют ни своему сюзерену, ни своему слову, ни своей любви… Это нас всегда предавали и предают всякие… Хватит! С этой минуты Скалы говорят только с… с тем, кто достоин!
— Хорошая лоза, не правда ли? Впрочем, в полной мере вы ощутите ее достоинства утром, а вот недостойных недооценивать не советую. Можно не замечать короля, особенно если он не видит вас, но попробуйте не заметить клопа в вашей постели. Вы для него есть, и с этим приходится что-то делать. Клопам не место там, где спят люди, в той же степени, что вашему нынешнему кумиру — на троне.
— Эр… Герцог Алва, вы умерли еще… только поэтому… Альдо — избранник судьбы и Кэртианы. Вы и я тоже, но Ракан выше нас, выше всех!
— Вы стали четче изъясняться, постарайтесь на этом не останавливаться. Согласен, ваш приятель — избранник, только не Кэртианы, а страха собственной слабости. Выросший с этим страхом жаждет стать самым большим, самым сильным, самым жестоким или хотя бы самым подлым и хитрым. Чтобы напасть первым и съесть прежде, чем съедят его.
— Мой государь возвращает принадлежащее ему по праву!
— Это оттуда же… Признать то, что не украшает, даже будь оно четырежды правдой, страшно. Проще объявить себя ходячим божеством, а своих подлецов и дураков святыми. Ну а чужим святым так просто пририсовать когти и хвосты…
— Или вы назовете, кто… дорисовывает, или… Пусть это сон… Вы владеете шпагой или только мечом?
— Не только, но кто, по-вашему, свалил Фабианову колонну и развлекается тасканием мертвецов?
— Вам не дают покоя почести, оказываемые Алану Окделлу!
— Ваш Алан был бы мне столь же безразличен, сколь и ваш батюшка, если б с их помощью не совращали младенцев. Да вы пейте, герцог. Пейте и пытайтесь думать. Чем славен Алан? Убийством, довольно-таки нелепым, к слову сказать, и такой же смертью. Ну, небезупречен был рыцарь, сорвался на том, что ему показалось не то предательством, не то пренебрежением. С кем не случается… Но когда срыв и глупость подают как образец доблести, а потом и тысячи дурней лезут в болото, меня тянет убить Алана еще раз. Заблаговременно.
— Алан Окделл был первым из рыцарей Талигойи.
— Алан был добрым малым, хоть и глуповатым. Он не виноват в том, что из него сотворили ваши наставники, хотя это и не предел. Самым мерзким из подсунутых мне идеалов был некий эр, отказавшийся одолжить другу фамильную шпагу, но проигравший деньги, лошадей и заветное кольцо второго друга. Я был искренне рад, когда идеал отправился в Занху. Нет, не за карточные долги, за попытку убийства, ну да кошки с ним…
Благодарю вас за беседу, юноша, но мне пора в мой Закат. Понимаю, что трудно, но попытайтесь уразуметь: просто человек… любой — вы, я, король — ничто. Талиг — все. Нами можно и нужно жертвовать ради Талига, Талигом ради нас — ни в коем случае. Жертвуя им, вы жертвуете не одним человеком, хоть бы и коронованным, а будущим многих тысяч, а значит — новым Кругом. Вернее, Кругами…

Закат выдался такой, что Валме позавидовал закатным тварям и едва не надрал собственные уши за отлынивание от уроков живописи. Кэналлийцы Эчеверрии, которых они только что догнали, стали лагерем на пологом склоне, словно созданном для созерцания небесной мистерии, а Леворукий старался вовсю, не хватало только скрипок.
Запад тонул в золотистой дымке, но небо над ней светилось чистой весенней зеленью, в которой парили плоские перистые облака: снизу белые, сверху — дымчато-серые. Выше изумруды сменяла больная бирюза, которая постепенно синела до эмалево-голубого, а в зените лениво выгибались облачные звери — розовые с фиолетовыми спинами. Звери глядели на замерший над холмами ровный золотой круг, им было не больно — туман над тополями стоял такой, что смотреть на солнце могла бы даже сова.
Ветер шевелил расцветающие травы, донося аромат одичавших садов. Дорак уже отцвел, но у Кольца Эрнани еще бушевала бело-розовая вьюга. Чувство прекрасного распирало, и Валме решил разделить его с Вороном, созерцавшим ту же феерию.
— Сегодня я завидую мазилам, — с ходу сообщил Валме, — а вы?
— Нет.
Краткость ответа Марселя не смутила, но стало слегка обидно за мимолетность красоты.
— Неужели вам не хочется это сохранить?
— В юности хотелось, только я не Рихтер, не Веннен и не Гроссфихтенбаум, а зависть слишком обременительна… Проще стать первым или признать чужое первенство. Ты же не обгонишь лошадь и не переживешь черепаху, так зачем им завидовать?
— Черепаху можно съесть.
— Но не прожитые съеденной черепахой годы не присвоить, а другие черепахи все равно будут смущать твой покой при жизни и преспокойно ползать после твоей смерти.
— Вы правы. — Позор, опять он не может на «ты», несмотря на свершившийся брудершафт! — Маэстро Гроссфихтенбаум думал так же. Помнишь, он сказал, что умрет в тот миг, когда на искреннюю похвалу чужой музыке ответит не рапсодией, а бранью? Но закат все равно жаль… Особенно облака.
— Что ж, поговорим о Закате. Боюсь, ты меня неправильно понял. Ты не просто рискуешь оказаться в Закате, как все, кто ввязался в войну и политику, ты в нем окажешься… Тебя ждет то же, что и Моро.
— И что в этом плохого? — Если Марсель и кривил душой, то лишь чуть-чуть. — Лучше быть Моро, чем… святым Аланом. Воду на нем не возили, мерином не сделали, а под конец он убил кого хотел и при этом кого надо. Тот же Килеан кончил плачевней…
— Судьба Килеана Валмону никоим образом не грозит, — утешил маршал. — Но, прыгая в огонь, не обязательно обливаться касерой. Самое нелепое, что ты не уйдешь, даже если будешь знать все…
— Скорее всего, — не стал кривить душой Марсель. — А чего я не знаю? Про присягу и монстров ты говорил. Судя по некоторым намекам, твоя удача дорого обходится другим? Ну и что? Хотя расскажи, конечно, а то опять окажется, что кто-то кого-то недооценил.
— И это только виконт, который вряд ли станет графом… — Маршальский смешок вышел неприятным. — Что ж, да будет тебе известно, что я проклят. Это напоминает Дидериха, но набралось слишком много доказательств. Я начал их искать, встретившись с Леворуким. Он оказал мне услугу, о которой я не просил, и отправился по своим делам. Не знаю, когда и с чем он вернется, но долгов он не списывает, можешь поверить.
— Верю, — подтвердил Марсель, хотя этого никто не требовал. — А я думал, с тобой что-нибудь гальтарское…
— И это тоже. Проклят не я лично, а все Алва, вернее, Борраска… Варастийская ветвь просто вымерла, мы оказались крепче. Подозреваю, Леворукого привлекла именно эта моя особенность. Прикончи меня кто-нибудь, и проклятью — конец, поэтому мне и везет.
— А это не… как ее там? Не гордыня? То есть мало ли кому везет. Давенпорту там или нам с папенькой.
— У графа пятеро сыновей, а у тебя четверо братьев. Живых! Предстоит драка почти вслепую, а я по милости древнего страдальца, не ведавшего, что он несет, связан по рукам и ногам. Мне нельзя ничего хотеть, ничего решать, никого к себе подпускать, даже лошадей.
— Это может раздражать, — признал Валме, — но я-то делаю что хочу, и мне это нравится. В конце концов, Валмонов в этом мире достаточно и без меня. Ты это сам только что признал, а до нашей поездки в Фельп я выглядел намного хуже, и уж точно, не будь тебя, я не завел бы собаку, так что моя жизнь всяко стала бы беднее…
— Хорошо, — счастья и благодарности в голосе Ворона не слышалось, — будь по-твоему… Поехали.
— Куда? — вопросил Марсель, не то чтоб с подозрением, просто почти стемнело и хотелось перекусить. — То есть поехали, но, может быть, после ужина?
Алва не ответил, просто послал серого вперед. Любопытно, появится у жеребца имя или его так и станут звать Лошадью? Будь бедняга женщиной, он бы рыдал ночами и сжигал портреты Моро.
Красота на небе увядала на глазах, придорожные заросли стали темными, а кэналлийские костры позади — рыжими и яркими. В кустах кто-то вздохнул. Если начнет стенать, станет совсем весело.
Алва молча гнал коня через луг к обсаженной тополями дороге. Какой он все-таки сдержанный! Увериться, что угодил сразу под проклятие и под защиту, решить, что вокруг все станут предавать или умирать, и не пристрелить Штанцлера, чтоб хоть немного успокоиться перед войной и Изломом с его золотыми рожами, чтоб их…
— Марсель!
— Да.
— Я сейчас пересеку дорогу и двинусь вперед. Если я упаду, как в Олларии, ничего не делай. Пусть покажется кровь. Когда ее будет много, заберешь меня в развалины. Их отсюда почти видно.
— Вас — в развалины, — послушно повторил Валме, — а куда рэя Эчеверрию?
— У него есть приказ. Если я не приду в себя, утром он его вскроет.
Виконт кивнул. Серый Алвы перескочил через ручей. Текучая вода… Не Данар, конечно, но… Спохватившись, Валме дал шпоры коню. Он мог бы поехать рядом, но почему-то пристроился сзади, отстав на полтора корпуса. На небе проступила откормленная луна — не зеленая и не кровавая. На гальтарскую рожу она тоже не походила. Рокэ не падал, кони не шарахались и не упрямились. Ветерок доносил дым костров, шелестели ветви, в них сперва молчали, а потом запели. Соловей. Заявляет миру, что это его куст и его соловьиха, но как же изящно.
Темный всадник впереди остановился и запрокинул голову. Жалко человека. Мало того что уверился в древних пакостях, так еще и коня потерял. Этого бы Леворукого…
Соловей свистел и щелкал, они слушали, пока Алва, подавая жеребца назад, не вернул его на дорогу.
— Ну и что это значит? — вполголоса спросил Марсель. — То, что вы не упали… Все хорошо или опять что-то не так?
— Это никак. Представь себе кокетку, которая не отвечает ни да, ни нет…
— Вам не отвечает? — уточнил Марсель. — Тогда это все равно «да».
— Это все равно «да», — негромко повторил Алва, и Марселю захотелось проглотить свои слова. — Ты думаешь, что едешь в столицу?
— Я думаю, что мы едем в столицу, — поправил виконт. Отправляться за Котиком в одиночестве он не собирался. — Если вам… тебе срочно нужно в Закат, я обойдусь без Котика еще какое-то время.
Алва невежливо отмолчался, то есть принялся напевать. Марсель молчал, вслушиваясь в наполовину понятные слова. Песня была все той же, про несбывшееся, которое можно называть как угодно. Рокэ спрашивал моряка о море, Валме с тем же успехом просил бы рассказать о Франческе и еще о человеке на башне, до которой никому не удавалось доскакать…
«Расскажи мне о море, моряк…»
«Расскажи мне о башне, всадник, — Марсель в первый раз в жизни подбирал слова на чужом языке, — скажи, что за птицы кружат над ней. Расскажи мне о башне, всадник, я всего лишь человек, я не знаю…»
— Соберано! — Рэй Эчеверрия проступил из темноты не хуже закатной твари; правда, он не стенал, не кутался в порванный плащ и не просил подвезти до ближайшей деревни.
— Верните приказ. — Море окаменело, то есть обернулось сталью. — Вы останетесь здесь. Кольцо Эрнани — граница, и вы ее защищаете, от Барсины до Ларитана на востоке и до Нерси на западе. Никто, запомните, никто не должен входить туда. Выпускать — пока тоже никого, но об этом мы поговорим утром. Все.
Вейзель бы начал спорить, Эмиль — шутить и выспрашивать, Эчеверрия просто исчез.
— Рокэ, — шепотом осведомился Марсель, — а что бы они делали, если б вы упали?
— Ты же отвозил Левию книгу… Попробуй догадаться.

@темы: (c), bookовое